не австрийскому. Лишь в Неаполе, где соперником Австрии был лорд Бентинк, упрямый представитель Каслри, Меттерних добился успеха, равноценного швейцарскому. Устав от попыток Бентинка поставить в королевстве правительство Бурбонов, австрийский министр дал указание своему представителю графу Найпергу (еще один аннексированный аристократ на службе Австрии) вести переговоры с одним Мюратом, если будет необходимо. 11 января Найперг так и поступил. Он подписал договор, признававший Мюрата королем Неаполя в обмен на предоставление в распоряжение союзников 30 тысяч войск. С вступлением австрийских войск на север и обретением на юге союзника, который не утратил ценности оттого, что был бонапартистом, за Италию, по крайней мере на время, можно было не опасаться.

Следовательно, к концу 1813 года Меттерних добился успехов по периметру Германии – в Швейцарии и Италии, сбалансировав свои неудачи в Саксонии и Дании. Но это были проблемы местного характера, их решение давало слабое утешение в связи с его неспособностью установить мир на Рейне. Когда союзные министры, собравшиеся на этот раз во Фрейбурге, подняли бокалы за новогодний праздник, условия Франкфурта еще оставались официальным предложением союзников и Меттерних продолжал подготовку к мирной конференции на их основе. Но в Гааге уже находился Каслри, обещая вновь посаженному на трон герцогу Оранскому, что он получит Бельгию в придачу к восстановленному государству Нидерланды. В Германии же в связи с форсированием союзниками Рейна радость выражалась настолько бурно, что лишь чудодейственное воскрешение военной фортуны Наполеона могло бы сделать старое предложение о переговорах приемлемым. Само по себе вторжение во Францию воспламенило воображение противников Наполеона, но, когда поэт Арндт сопроводил вторжение лозунгом: «Рейн – стремнина Германии, но не ее граница!» – даже людей без воображения охватила эйфория, которой так боялся Меттерних. «Мир думает и говорит так же, – отмечал Генц, – как Клейст в 1809 году: «Убей его – суд человечества не станет спрашивать тебя за что».

Завоевания на левом берегу нижнего и среднего Рейна всегда были тайными желаниями всех, кроме Меттерниха, Шварценберга и Фридриха Вильгельма. Теперь речь шла также об Эльзасе. Люди сентиментальные припоминали, что Эльзас был грубо отторгнут от рейха Людовиком XV. Военные, особенно Блюхер и Гнейзенау, добивались создания крупной военной базы под Страсбургом. «Неужели мы допустим, чтобы Рейн стал снова границей Французской империи?» – спрашивал кронпринц Людвиг Баварский, не разделявший франкофильства своего отца. «Нет! – восклицал он в присутствии австрийского посла в Мюнхене. – Я исхожу из следующего принципа: Рейн должен принадлежать Германии, леса Вогезов и Арденн должны стать границей Франции». В том же духе Гумбольдт планировал создание пояса германских государств, контролирующих оба берега Рейна от Швейцарии до Голландии. Между тем с австрийской стороны Штадион вознамерился воспользоваться обстановкой, чтобы присоединить Эльзас к Брейсгау и дать возможность Австрии утвердиться на верхнем Рейне. Его горячо поддерживал Харденберг, видя в такой поддержке оправдание собственных притязаний на Саксонию.

Подобные устремления были бы нежелательны даже в том случае, если бы за ними не стояло ничего больше, кроме дальнейшего ослабления Франции перед дальнейшим походом союзных армий на запад. Но ситуация стала крайне опасной, когда Александр в начале января стал открыто распространяться о своих планах посадить на французский трон своего протеже Бернадота. Теперь Меттерних сталкивался с угрозой образования нового франко-русского союза. В лучшем случае такая перспектива была чревата созданием кондоминиума над Германией, подобного тому, какой осуществляли Наполеон и Александр после краха рейха. В худшем же случае это предвещало новый Тильзит, на этот раз с диктатом России. Меттерних отреагировал весьма энергично. Он проинформировал депешей Шварценберга о развитии событий и приказал ему остановиться со своей армией на плато Лангре, не двигаясь с места без дальнейших указаний. «В наши расчеты не входит, – объяснял он генералу, – жертвовать хотя бы одним солдатом ради утверждения Бернадота на троне».

Те же самые события вновь придали срочность решению германской проблемы. Очевидно, почти все, кто выражал когда-нибудь свое мнение по этой проблеме, собрались в новой штаб-квартире союзников, чтобы внести свою лепту в поддержание энтузиазма «дней Фрейбурга». Кроме Меттерниха и Харденберга здесь присутствовали Штадион и Гумбольдт, а от России – князь Разумовский и Нессельроде. Генц, оставшийся в Праге наедине с мрачными переживаниями по поводу его исключения из круга избранных штаб-квартиры, наконец получил вызов от Меттерниха и прибыл во Фрейбург 15 декабря. Штейн, которого задержали во Франкфурте административные дела, пропустил большую часть переговоров, но в конце концов появился в городе 20 декабря.

В атмосфере всеобщего ликования во Фрейбурге Меттерних с трудом скрывал свои невеселые мысли. Да, даже наиболее ярые поборники империи были вынуждены признать, что союзнические договоры с промежуточными германскими государствами похоронили надежды на восстановление рейха, по крайней мере в его прежней форме. Но новые идеи, циркулировавшие в виде многочисленных меморандумов, постулировали почти все без исключения необходимость слабой Франции и исходили из посылки, что Россия будет уступчивой и великодушной.

Одним из явных поборников империи был граф Штадион. Перед лицом того, что промежуточным германским государствам был гарантирован суверенитет, он ухватился за идею союза Австрии и Пруссии плюс 7–8 промежуточных германских государств, разросшихся за счет своих малых соседей. Его волновала в первую очередь линия обороны по Рейну, из-за чего он считал план Штейна, предусматривавший объединение ряда западных территорий в союз, оторванный от Пруссии и Австрии, совершенно неприемлемым. Штадион не верил и в лигу равных, которую в то время отстаивал Меттерних. Издали Австрия едва ли сможет, утверждал он, состязаться во влиянии на Рейне с расположенной по соседству от него Францией. «Неужели министерство в Вене тешит себя тем, – спрашивал он, – что оно сможет бороться со всеми пороками суверенов карликовых государств лишь своим авторитетом и престижем? Но этот сложный комплекс проблем пока еще не только не решен, но даже не обсуждался». Для Штадиона единственным возможным решением проблемы были радикальные преобразования, которые позволили бы двум крупным государствам контролировать малые государства и делить ответственность за стабильность и безопасность Германии.

Соответственно, он хотел, чтобы Пруссия получила Клев, Берг, Марк, Реклингхаузен, Мюнстер и Вестфалию, что дало бы ей возможность контролировать Рейн от Майнца до границы с Нидерландами. Между тем Австрия должна была получить, по его мнению, весь правый берег реки от Брейсгау до Страсбурга, вместе с южной частью Вюртемберга, что даст ей сообщение с ее коронными землями. Если для этого Баварии потребуется компенсация, ей можно было выделить земли в районе среднего Рейна. Ей необходимо было также заключить договоры с двумя державами с целью координации действий по защите западного рубежа Германии. Другим государствам,