«Искупаюсь, – решил Николай и начал раздеваться. –Что я – мальчишка малой, что ли?»

Он стащил рубаху и остановился. «Да что ж это я делаю-то, а?Куда с пьяных глаз купаться собрался?»

– Совсем задурили мне голову, – вслух сказал он,чтобы прогнать наваждение: притягивающий к себе черный омут, в серединекоторого медленно кружится водоворот, а в нем – белый ароматный цветок. –Чубушник, что ли, где цветет?

Под ноги ему плеснула волна, и на другой стороне омутараздался негромкий смех. Смеялась женщина.

У Николая подогнулись ноги. Вцепившись в ворот собственнойрубахи, он опустился на траву, и в свете вышедшей из-за облака луны увиделженский силуэт под ивами. Женщина снова рассмеялась, изогнулась и ушла в чернуюводу с головой. В ветвях ивы засветились призрачные голубоватые огоньки.

Николай попытался отползти от берега, но тело не слушалось.Замерев, он следил за неподвижной гладью воды, пытаясь убедить себя в том, чтоему все привиделось.

– Что, загляделся? – раздался низкий голос отзарослей рогозника в пяти шагах от него.

Она уже была там – плескалась в воде: темноволосая, с яркимизелеными глазами, цвет которых он различал даже в темноте. Глаза широкорасставленные, бесовские, с диким огоньком, брови – дугой, нос тонкий, а губыпухлые, алые. Отдаленно напоминала она Оксану, жену соседа Гришки Копытина, накоторую мужики со всего села заглядывались, но Оксана была недотрога, а эта,казалось, зовет к себе, просит ласки. «Красота-то какая… С ума сойти можно оттакой красоты». Страх его вдруг испарился, словно и не было, и Николаюнеудержимо захотелось нырнуть к ней в омут.

– Загляделся, – хрипло ответил Николай, жадновглядываясь в лицо женщины. – Уж больно ты хороша!

Над водой снова раздался негромкий смех, затем всплеск, какот удара веслом, – и темноволосая красавица подплыла чуть ближе.

– А ты не боишься, а? – Она играла, заманивала егов свой омут, дразнила белым цветком с дурманящим запахом. – Не боишьсяменя, милый?

Николай не отводил от нее взгляда. Колдовские глаза манили,губы, сложившиеся в насмешливую улыбку, были такими красными, словно она елавишню, и сок стекал по ним. «А кожа-то какая белая… Как цветок». В голове унего помутилось, он не понимал ничего, кроме одного: сказала бы сейчас, чтопоцелует его, так полез бы за ней хоть в омут, хоть к самим чертям.

– Не боюсь. За такую красавицу, как ты, все бы отдал.

– И жизнь бы отдал?

– И жизнь, – не задумываясь, кивнул он.

Зазвенел смех, и женщина бесшумно нырнула снова – толькокруги пошли по воде.

Вынырнула она на середине пруда – покачалась немного на воде,поводила тонкой белоснежной рукой вокруг себя. Волосы вились вокруг прекрасноголица, словно водоросли.

– А ты мне нравишься. – Она говорила негромко, ноНиколай различал каждое слово. – Не боишься меня… И смерти не боишься.Хотя что ее бояться! Правда?

– Правда! – подтвердил Николай, готовыйсогласиться со всем, что она скажет.

Странная улыбка пробежала по ее лицу, и женщина тряхнулаголовой.

– Вот и хорошо. А жизни – жизни ты не боишься? – Вголосе ее появилась непонятная тоска, и Николай задумался, прежде чем ответить.

– Жизни-то? – переспросил он. – Пожалуй, чтобоюсь немного.

– А чего ты боишься, милый?

– Боюсь, что как-нибудь станется не по-моему, а я исделать ничего не смогу. – Он чувствовал, что неуклюже выразил то, чтохотелось, но иначе не мог.

Впрочем, женщина поняла.

– Ах, вот значит, как… А хочешь, я тебе помогу? Ясегодня добрая, хорошая, мне хочется славное дело сделать. – Она глуховаторассмеялась, в глазах снова промелькнули зеленые огоньки.

Николай не понял, как она может ему помочь, но кивнул.

– Только тебе и самому придется потрудиться. –Голос с середины пруда становился тише, так что Николаю теперь приходилосьприслушиваться, чтобы разобрать слова. – Запомни меня. Запомни, слышишь?

– Вернись! – взмолился он.

Луна зашла за облака, и он больше не видел ее лица – толькосилуэт на воде.

– Запомни! – прозвучало снова, но он не былуверен: просит ли об этом прекрасная темноволосая женщина с зелеными глазами,или ему только чудится.

– Я запомню, – пообещал он, ощущая, что вдругстало тяжело дышать. – Только не уходи сейчас, дай еще на тебя посмотреть,хоть секундочку!

В следующий миг она вынырнула из воды возле него, и Николай,вздрогнув, наклонился к ней. Обхватив его за шею холодной рукой – ончувствовал, как стекают капли воды по спине, – она зашептала ему в лицо:

– Посмотрел? Нарисуй меня такой – красивой. Или изглины слепи. А еще лучше – из дерева вырежи. Дерево – оно живое, всю красотумою сохранит. Запомни, милый: если я у тебя буду, то любое желание выполню.

«Выполню, выполню, выполню…» – отдавалось у него в голове.

Губы близко-близко, белоснежная кожа пахнет тиной, и глаза –как омуты.

– Хочешь – возьми молодую иву, что на том берегу, астарую не трогай. Молодая тебе нужна…

«Нужна, нужна, нужна…» Сладкий запах обволакивает, мысли вголове путаются, и белый цветок уже не манит на середину омута, а отражается взеленых глазах.

– Только смотри, сделай меня красивой! Получится –загадывай, что хочешь…

«Хочешь, хочешь, хочешь…»

Цветок закрутился, завертелся бешено, вдруг стал огромным –больше луны, больше омута – и опустился на Николая, словно закрыл его белымсладким одеялом. Холодные руки отпустили его шею, и, вскрикнув, он упал безсознания на росистую траву.

– Слышь, Рай, Колька-тракторист что вытворяет?

– Файки-счетовода муж? Не, не слышала.

– Говорят, до того напился вчера, что жена его толькопод утро отыскала. В лесу валялся под кустами да кричал чего-то непонятное!

– Ой, попадет ему от Михал Дмитрича!

– Может, обойдется. Все ж выходной сегодня, прогула унего нету. Да и праздник у парня как-никак. Ой, а Фаина-то его по мордасамотлупила, слышала?

– Да ну?!

– Вот тебе и «да ну»! Отходила, говорят, ветками, такчто теперь Колька и на улицу показаться не может – вся рожа располосована.

– Пойду Машке Кропотовой расскажу – она небось и неслыхала. Ох, мужики-мужики… Знают, что водка до добра не доводит, – и всеравно пьют! Колька, поди, сейчас похмельем мается.

Николай Хохлов не маялся похмельем. Голова его была ясной, ивот уже два часа он занимался очень странным, с точки зрения его жены, делом:вырезал из дерева какую-то игрушку.