Для этого он сходил к Марьиному омуту, срубил молоденькуюиву, притащил домой, обтесал от веток и долго рассматривал оставшийся обрубок.Наконец, пробормотав что-то себе под нос, отрубил самую широкую часть и началвырезать.

Фаина ходила вокруг мужа кругами, но Колька – исключительныйслучай! – на ее упреки не реагировал, а только молчаливо кивал, и лицо унего было замкнутое и отрешенное. Сплетники врали: ни под каким кустом ФаинаНиколая не находила и ветками его не хлестала, поскольку повода не было: мужпришел домой хоть и поздно, но сам, разговаривать с супругой не стал и сразулег спать, отвернувшись к стене.

И вот с утра занимался сущей ерундой, пользуясь тем, что наработу не нужно идти.

– Как будто у него по дому дел нет! – громковорчала Фаина. – Заняться ему нечем: нашел себе игрушку! В детство впал отводки, что ли? Машинку себе стругаешь?

Николай не отвечал. По совести говоря, его молчание инеобычное поведение начали настораживать жену: вместе они прожили три года, иФаина прекрасно знала, что муж за словом в карман не лезет.

– Коль, ты чего делаешь-то, а? – более миролюбивымтоном спросила она, тихонько подходя сзади и рассматривая фигуркуженщины. – Господи, никак портрет мой?

Фаина расхохоталась, но подавилась смехом, поймав взглядмужа. Тот резко обернулся и смотрел на нее взглядом не то презрительным, не тозлым.

– Чего это ты на меня так вылупился, а? Чего? Сидит,бабу строгает, еще огрызается!

Николай спрятал заготовку в карман, собрал инструменты иушел на дальний двор – за погреб. Фаина только головой покачала – нет, выпосмотрите на него!

За погребом он достал фигурку и долго вглядывался в нее.Затем продолжил работать – увлеченно, самозабвенно, забыв обо всем. Николайотродясь ничего не вырезал и не замечал за собой таких способностей, но в этоутро в него словно вселилось что-то: он чувствовал дерево, и ему казалось, чтонож сам движется в его руках. Он знал, где нужно снять слой толще, а где тоньше,как провести линии, чтобы появились очертания лица. Николай видел, что куклаполучается грубоватой, что нос еле намечен, а глаза, наоборот, чрезмерноусилены, вырезаны глубокими провалами – но это было не важно. Самое главное,что в фигурке начало проступать сходство с ночной красавицей, и с каждымдвижением руки оно становилось все явственней.

Николай пропустил обед, отмахнувшись от жены – сейчас онвоспринимал ее как почти незнакомую назойливую бабу, мешающую закончитьфигурку, – никак не отреагировал на появление Мишки Левушина, пришедшегоразузнать, как дела у приятеля. Николай краем уха слышал доносившиеся до негоотголоски скандала – Фаина визгливо выговаривала Левушину что-то об алкоголикахи смерти под забором, – но они задевали Хохлова не больше, чем гавканьесобак через пять дворов. Единственное, что имело значение, – фигурка в егоруках. Она оживала. Линии ее тела были почти совершенны. Он чувствовал, чтополучается то, что должно получиться, и его охватывало странное ощущениесчастья и тоски одновременно.

К вечеру он закончил. И первый раз за весь день поднялголову, огляделся вокруг.

Солнце садилось, и от деревьев протянулись длинные тени.Вдалеке на дороге мычали коровы, и слышалось пощелкивание кнута Васьки-пастуха.

– Коров гонят… – протянул Николай. – Это жкоторый час?

– Да не гонят, а пригнали! – Из-за погребапоказалась Фаина. – Я уж и Зорьку подоила, пока ты тут… баловался.

Поведение мужа испугало Фаину, и она, подумав, решила непродолжать ссору. Кто его знает, чего ему в голову взбредет!

– Мне-то покажешь, что сделал?

Голос у жены был веселый, почти ласковый, и Николай,поколебавшись секунду, протянул открытую ладонь с лежащей на ней фигуркой.

– Русалка?! – Фаина не верила своим глазам. –Колька, ты что, весь день русалку вырезал?

Ответ был очевиден: на ладони мужа лежала деревянная фигуркарусалки – длинные волосы, изгибающийся кверху рыбий хвост, тонкие руки,которыми женщина-рыба обнимала себя. Фаина взяла фигурку, Николай, к ееудивлению, безропотно отдал результат своей работы.

Жена смотрела на игрушку. Нет, это была не игрушка! Напервый взгляд грубоватая, маленькая деревянная скульптура поражала красотой исилой, исходившей от нее. В ней чувствовалось что-то языческое – выразить этословами Фаина не умела, хотела сказать «древняя», но споткнулась на полуслове.От русалки пахло свежим деревом и почему-то едва уловимой нежной сладостью.

– Зачем она тебе? – спросила Фаина наконец. –На выставку, что ль, какую?

– Выставку? Да нет, это я так… для себя.

Он протянул руку, и Фаина с большой неохотой отдала фигурку.Она сама не могла объяснить, что ей не нравится, но чувствовала себя так, будтов ее доме появилась чужая баба – молодая, красивая, наглая.

– А ты, оказывается, по дереву вырезать умеешь. Незнала. Руки-то, Коль, у тебя золотые… – Фаина попыталась подластиться кмужу, но тот не ответил: все разглядывал свою русалку. – Смотри,приревную, – полушутя-полусерьезно пригрозила она.

Николай рассеянно глянул на нее, кивнул и пошел к дому.

– Ужинать когда будем? – крикнул он отдверей. – Есть хочется.

– Да вот сейчас и будем, – пробормотала в ответжена, думая о странной скульптуре. «Ох, не к добру Колька затеял все это».

«Если буду я у тебя – любое желание выполню…»

На село опустилась ночь. Николаю не спалось. Жена уснула, ион осторожно встал, подошел к открытому окну, из которого тянуло ночнойпрохладой.

– Куда, Коль? – недовольно пробормотала соннаяФаина.

– Спи. Покурить захотелось.

Оделся и вышел на крыльцо. Сторожевой Черныш удивленноподнял голову, посмотрел на хозяина, глухо проворчал и снова положил лобастуюбашку на лапы.

– И ты спи, – сказал ему Николай, доставая изкармана русалку. «Вот ведь… придумал себе глупость…»

«Разве глупость? – спросил внутренний голос. – Тыж ее видел своими глазами».

– Так коли глаза были пьяные, много ли с них спросу?

«А как обнимала она тебя – помнишь? Или тоже спьянупочудилось?»

Ощущение холодных рук на своей шее Николай помнил оченьхорошо.

– Желанница ты моя… – прошептал он, проводяпальцем по волосам деревянной русалки. – Как проверить-то, а? Как?

Он задумался. Дожив до двадцати пяти лет, Николай имелжелания простые и в целом легко осуществимые: чтобы еда была, когда кушатьхочется, чтоб было, что выпить с мужиками, да всегда хорошая баба под рукой.Ну, неплохо, конечно, если б работы было поменьше, но Николай понимал: безработы – никуда. Да и машины он любил с детства, а к трактору своему относилсяедва ли не лучше, чем к жене.