– Disticha catonis, – узнал Стенолаз. –Ничего не меняется. Веками вбиваете желторотым в головы одни и те же мудрыесентенции. Ты ведь тоже, бакалавр, некогда получал розгой в такт этимдвустишиям. Но, оказывается, не достаточно сильно тебя били. Пошла в лес наука,выветрилась из головы мудрость Катона. Temporibus peccata latent, sed temporeparent. А ты что, собирался нескончаемо скрываться от нас со своим ремеслом?Господин шпион всех шпионов, знаменитая Тень, человек без лица. Ты надеялсявечно оставаться безнаказанным? Напрасна была твоя надежда, Домараск, напрасна.Оставь всякую надежду. Надежда – мать дураков.

Он наклониля, вблизи посмотрел в глаза шпиона. Хотя спазмыжелудка почти лишили его сознания, Венделю Домараску удалось ответить взглядом.Спокойным, твердым и пренебрежительным.

– Spes, – ответил он спокойно, – una hominemnec morte relinquit.[172]

Стенолаз минуту молчал, после чего улыбнулся. Оченьнехорошо.

– Катон, – сказал он, растягивая слова, – небыл уж таким мудрецом. В частности, о надежде он был слишком высокого мнения.Очевидно из-за отсутствия опыта. Прихожу к выводу, что он никогда не попадал вподвалы вроцлавской ратуши и размещенной там камеры пыток.

Вендель Домараск, главный резидент гуситской разведки вСилезии, долго молчал, борясь со спазмами в животе и с головокружением.

– Сказано философом… – выговорил он наконец, глядяв черные глаза Стенолаза. – Сказано философом, что терпение – наивысшая издобродетелей. Достаточно сесть на берегу реки, сесть и ждать. Труп врагаобязательно приплывет, рано или поздно. Можно будет на труп посмотреть. Кактечение его переворачивает. Как его рыбки поклевывают. Знаешь, что я сделаю,Грелленорт, когда всё это закончится? Сяду себе на берегу реки. И буду ждать.

Стенолаз долго молчал. Его птичьи глаза не выражалисовершенно ничего.

– Убрать его, – наконец приказал он.

Инквизитор Гжегож Гейнче сложил ладони и спрятал их подладанкой. Ладанка, как и ряса, была свежевыстиранной, пахла щелочью. Запахуспокаивал. Помогал успокоиться.

– Жажду, – голос инквизитора был спокоен, –поздравить вашу милость с захватом гуситского шпиона. Это успех. Очень полезноедело pro publico bono.[173]

Епископ Конрад плеснул водой в лицо, приложил палец к носу,высморкался в миску. Взял полотенце из рук прислужника.

– Говорят, – вытерся он и снова высморкался, наэтот раз в полотенце, – что ты был в Риме?

– Если говорят, – Гжегож Гейнче вдыхал запахщелочи, – значит, был.

– Как себя чувствует святой отец Мартин V? Не видать лина нем каких-либо признаков? Потому что, видишь ли, пророчат, что недолго емужить осталось.

– Кто так пророчит?

– Вещуньи. А после Рима подался ты якобы в Швейцарию? Ичто там в Швейцарии?

– Красиво там. И сыры у них хорошие.

– И пехота. – Епископ жестом прогнал прислужника смиской, подозвал второго, с обшитой мехом епанчой. – Пехота у них тожехорошая. Может, предоставят с тысячу пик, когда мы опять пойдем крестовымпоходом на Чехию? Ты с ними говорил об этом? С епископом Базеля?

– Говорил. Не предоставят. Сказали, что крестоносцамнамнут бока. Как обычно. Жалко солдат.

– Сучьи дети… – Епископ завернулся в епанчу,сел. – Вонючие сыровары. Выпьешь вина, Гжесь? Пей, не бойся. Не отравлено.

– Я не боюсь. – Гейнче посмотрел на епископаповерх чаши. – Я регулярно употребляю магический митридат.

– Магия – это грех, – захохотал епископ. –Кроме того, есть яды, на которые нет противоядия, никакие чары не помогут.Уверяю тебя, что есть такие. когда-нибудь расскажу о них. Но сейчас тырассказывай. Какие вести из Бамберга? Мои шпионы доносят, что в бамбергскогоепископа ты тоже был. Что там у него?

– Я так понимаю, что ваша милость не спрашивает о егоздоровье?

– До задницы мне его здоровье. Спрашиваю, присоединитсяли он к крестовому походу? Даст ли бойцов, пушки, ружья? Сколько?

– Его преподобие Фридрих фон Ауфсесс, – лицоинквизитора было серьезно, как воспаление легких, – избегал однозначныхответов. Иными словами, плутовал. Что ж, наверное, плутовство постоянно инеразрывно связано с епископской митрой. Из-за плутовства, однако, выглядываетправда, выглядывает, как говорят классики, словно жопа из крапивы. Правдатакова, что своя рубашка ближе к телу. Во Франконии и в Баварии городская черньволнуется, крестьянство наглеет. Из Франции вести идут о Деве, о Жанне д’Арк,святой Божьей воительнице. Ширятся слухи, что когда La Pucelle покончит сангличанами, то во главе народной армии возьмется за господ и прелатов. Агуситы? Гуситы от Бамберга далеко, никто их в Бамберге не боится, никто неверит, что они туда смогут дойти, а если б и дошли, то у города высокие икрепкие стены. Одним словом, Бамбергу от гуситов ни тепло, ни холодно, пусть огуситах беспокоятся те, у кого для этого имеются причины. Это собственные словаего преподобия епископа Фридриха.

– Пес с ним, старым дурнем. А магдебургскийархиепископ? Ты ведь и у него был.

– Был. Архиепископ метрополит Гюнтер фон Шварцбургслишком рассудителен, чтобы пренебрегать гуситами. Участия в крестовом походене исключает, активно призывает к оборонным союзам. Последовательно формируетармию. Под его командованием на это время уже имеется более тысячи человек.Однако появились, скажу откровенно, определенные проблемы. Так вот, архиепископочень разгневан. На тебя, епископ Конрад.

– О!.. – односложно прокомментировал Конрад.

– Он разгневан, – продолжал Гейнче, – попричине некоей особы, пользующейся твоим расположением. Речь о БиркартеГрелленорте. Архиепископ представил мне длинный перечень обвинений, не буду имиутомлять, потому что по большей части это тривиальные вещи: убийства,изнасилования, черная магия. Также грабежи: архиепископ Гюнтер обвиняетГрелленорта в совершении в сентябре 1425 года хищения пятисот гривен налога.Наибольшую злость метрополита вызывает, однако, личность какой-то нелюди,какого-то сверга по имени Скирфир, что ли, алхимика и чародея, которогоархиепископ хотел пытать и сжечь, но которого Грелленорт нагло выкрал испрятал. Чтобы его использовать.

Епископ Конрад захохотал. Гейнче смерил его холоднымвзглядом.