Ввинчиваясь в толпу, как крот к грунт, один из агентовнастиг женщину, схватил ее за плечо. Увидел желтозеленые глаза. Не успел дажекрикнуть, блеснул нож и рассек ему трахею и гортань. Второй агент стал женщинена пути, толпа заколыхалась и собралась вокруг. Агент охнул, его глазазастелила мгла; он не упал, остался, парализованный, как кукла, подвешенный втолчее между небом и землей. Люди начали кричать, пронзительно пищала девочка,непослушными ручонками размазывая пролившуюся на нею кровь по праздничномубелому платьицу. Кучера фон Гунт протиснулся сквозь толпу, но застал уже толькотрупы. И слабый запах розмарина.

Alleluia, alleluia!

Пасхальная процессия приближалась к колегиате СвятогоКреста.

– Господин… – промямлил отец Фелициан, сгибаясь впоклонах. – Вы приказывали, чтобы донести… Я готов… Можно ли говорить?

– Можно.

– Говорю… Дело, видите ли, такое… В Карловицах былконский базар… Лошадьми там торговали…

– Связно, – прошипел Стенолаз. – Болеесвязно, святоша. Медленнее, яснее и более связно.

– Ваша милость приказала, чтобы выследить девку…Которую скрывают. Чтобы тут же донести… Я подслушал у Святого Войцеха… Какинквизиторские агенты между собой разговаривали… Дзержка, вдова Збылюты изШарады, торговка лошадьми из Скалки под Шьрёдой… Приехала на конский базар вКарловицы. И девка с ней была. Вроде дочка, но все знают, что у той Дзержки нетникакой дочери… Ну вот, среди купцов шум поднялся, потому что многиеподумывали, как бы это с вдовушкой пожениться, ведь в приданом самый лучшийтабун в Силезии. А тут на тебе – девка внебрачная либо приёмная, готоваяунаследовать…

– По делу.

– Как прикажете. Эта девка, та вроде дочка, говорилодин из агентов, ниоткуда взялась, будто с неба упала, и ныне в Скалке живет.Дак я себе подумал: а вдруг это та самая девка, которую Белява ищет и вашамилость тоже? Возраст будто сходится… Потому что я слышал, как говорили…Описали, как эта девка выглядит…

– Описали, говоришь. Тогда повтори описание.Обстоятельно и подробно.

Епископ Конрад слушал. С виду внимательно, но Стенолаз зналего слишком хорошо. Епископ был рассеян, возможно, потому, что трезв. Он делилвнимание между Стенолазом, орущей в женских палатах Клаудиной Гаунопольдовной идоносящимися со двора покрикиваниями Кучеры фон Гунта.

– Ага, – сказал он наконец. – Ага. Значит,девушка, которая была свидетелем нападения на коллектора и которая этонападение пережила, попрежнему жива. Хотя ты дважды брал ее в облогу, она ускользала.И сейчас, утверждаешь, скрывается в Скалке, в имении Дзержки де Вирсинг, вдовыЗбылюты из Шарады.

– И следовало бы, я считаю, что-то в этом делепредпринять.

Конрад почесал затылок, поковырял в ухе.

– А что здесь предпринимать? – Он пренебрежительнонадул щеки. – Жаль времени и усилий. Дзержка де Вирсинг ведет себяобразцово, с гуситами больше не торгует, щедро дает на Церковь. Не вижу причин,чтобы ее… А девка? Девка – никто. Какой из нее свидетель? Даже если запомнилачто-то из тех событий, даже если будет способна кого-либо узнать, кто еепослушает, кто поверит? Всем ведь известно, что панночкам разные чудныефантасмагории видятся, когда их менструальная истерия по мозгам бьет. Давай небудем забивать себе ею голову. Забудем о ней. Забудем о происшествии, котороеслучилось со сборщиком подати. Прошло уже почти четыре года. Я уже забыл. Всезабыли.

– Не все, – покрутил головой Стенолаз. –Фуггеры, например, не забыли. Недавно дали мне это понять. Поверь мне, папочка,они захотят докопаться до истины и взять виновных за жопу. С этой цельюиспользуют всё, что удастся использовать. Всё. Эта девушка, может, и никто, ноона представляет угрозу.

– Что ж… – Епископ сплел пальцы, наклонилголову. – Коли так… Ну, делай, что считаешь нужным.

– А ты что? – Птичьи глаза Стенолазаблеснули. – Умываешь руки, как Пилат? Напоминаю, что тут о твоей задницеречь идет, это ты похитил налог, тебе могут угрожать показания девушки. Если тыпринимаешь решение, то не маши нехотя своим посохом, но дай мне приказ, конкретныйи недвусмысленный.

– Биркарт, – Конрад выдержал взгляд. –Осторожно. Не переходи границу.

Оба долго молчали, испытывая глазами свою выдержку. Клаудиназатихла, со двора также не доносились никакие звуки. Наконец епископвыпрямился, его лицо стало жестким, губы сжались.

– По моему приказу, – сказал он, – тысделаешь то, что сделаешь. А то, что будет сделано, мы, епископ Вроцлава, volumuset contentamur, одобряем и признаем соответствующим нашей воле. И берем на себяза это полную ответственность. Достаточно?

– Теперь полностью.

Большие городские часы, висящие на башне вроцлавской ратушисо времен епископа Пшецлава из Погожели, под скрежет шестеренок и стон пружинвдруг объявили металлическими ударами девять часов дня. Сейчас, в конце марта,это означало, что до заката солнца и ignitegium осталось около трех часов.

Дуца фон Пак стояла у окна, совершенно нагая, повернувшисьспиной к Стенолазу, опираясь на фрамугу, как кариатида. Он мог бы смотреть нанее так часами.

– Подойди сюда, – позвал он. – Пожалуйста.

Она послушалась.

– Ты говорила, – медленно сказал он, – чтожаждешь делать то, что я. Вместе со мной. Ты попрежнему этого хочешь? Непередумала? Готова к этому?

Она кивнула головой. Медленно.

– Если начнешь, обратной дороги не будет. Ты отдаешьсебе в этом отчет?

Снова кивок. Стенолаз встал.

– Надень это.

Через минуту она стояла перед ним в черном стеганномакетоне, брюках и высоких сапогах. Он помог ей надеть и затянуть пластинынагрудника, наспинник, горжет, наплечники, аванбрасы, остальные пластины.Черную повязку на волосы. Черный плащ с капюшоном.

– Меч?

– Предпочитаю копье.

– Выпей это. До дна. Повторяй за мной: Adsumus, Domine,adsumus peccati quidem immanitate detenti…

– Приди к нам, останься с нами, пожелай войти в нашисердца…

– Аминь. Пойдем.

– Что это было… То, что я выпила?

– Наркотик.

– Не слишком вкусно.

– Привыкнешь. Пойдем. Ага, еще одно. Скажи мне…

Она подняла голову. И глаза. Цвета глубин горного озера.Прекрасные. Пленительные. И абсолютно нечеловеческие.