Первые два часа. Не в целях наказания, а из мудрейшегосержантского принципа: рядовой всегда должен быть занят делом… Иначе для чегоон нужен?

…Процессор, как всегда, отличался завидной правдивостью:там, где он и предсказал, обнаружилась огромная, несколько километров впоперечнике, топь, сплошь поросшая высокой болотной травой. Кое-где торчаличахлые кустики карликовой березы, слева тянулись морщинистые валы торфяников,справа – редколесье. На юго-востоке, куда и лежал их путь, виднелись синеватыеконусы сопок – да нет, скорее всего, гор. Пейзаж был невероятно унылый, аопущенная в мокрую землю палка ушла на всю длину. И Мазур, не мудрствуя лукаво,решил идти в обход, по редколесью, хоть это и должно было отнять несколькочасов. Соваться в трясину не стоило.

Джен вновь шагала хмурая, невыспавшаяся и подкалывать уже непыталась. Жаль, иначе Мазур тоже мог ей кое-что напомнить: как некий стойкийсуперагент под воздействием не самого сильного наркотика заболтался до полнойоткровенности… Похоже, эти места человеком в свое время посещались. Один раз онувидел в стороне остатки длинной, наполовину утонувшей в трясине гати, в другой– пень с несомненными следами топора. Пень, правда, был старый, затесы оттопора давно почернели. Долго шагали меж высоких красноватых бугров сухоготорфяника, потом вновь потянулось редколесье. Погода снова испортилась,наползали тучи. Вскоре стал моросить мелкий дождик, самая противнаяразновидность падающей с неба воды, – капель не ощущается,микроскопическая взвесь заполняет весь окружающий воздух, словно бы стоит внем, влага повсюду, к чему ни прикоснись, от веток до непромокаемой поверхностибушлата, вязаные шапочки незаметно становятся сырыми, зажженная сигарета быстросыреет, сухие на вид стволы поваленных деревьев превращаются в ловушки, где прималейшем невнимании ничего не стоит поскользнуться… Над головой уныло-сероенебо, над деревьями – серая мгла, скрадывающая расстояние…

– Интересно, что это был за вертолет? – спросила Джендовольно равнодушным тоном. Видимо, хотела просто поболтать, чтобы не такклонило в сон.

– А черт его знает, – сказал Мазур. – Не похожечто-то на серьезную погоню. Может, волков выслеживает.

За них нынче платят хорошо, мы с тобой наколотили наприличную сумму, вот только с собой не унесешь.

– Не хватало еще на стаю медведей наткнуться.

– Медведи стаями не ходят.

– Я в кино видела…

– Про Сибирь, поди?

– Ага.

– Ну, по Сибири ты теперь сама гуляешь, так что имеешьполную возможность сравнивать, – сделал Мазур широкий жест рукой, словновокруг простирались его собственные владения. – Если тебе дома поверят,штампы – вещь живучая…

Она еще что-то говорила, Мазур порой отвечал невпопад. Мыслибыли заняты предстоящей переправой, о чем он напарнице пока не сообщал. Еслиони и дальше пойдут в том же темпе, еще задолго до темноты выйдут к Кигину – аэто уже не Таймунчи, это гораздо серьезнее, и пошире, и течение посильнее.Никуда не денешься, придется переправляться. Хорошо еще, потом уже невстретится на пути больших рек – так, мелкота… Поневоле начинаешь уважатьпервопроходцев – они точно так же топали на своих двоих, но одежда была не впример хуже, на пути частенько попадались воинственные племена, как впервобытные времена, придерживавшиеся убеждения, что любого путника следует навсякий случай незамедлительно пристукнуть. А оружие у казаков было такое, чтонынешнему диверсанту попади оно в руки, тот от тоски повесился бы на первомсуку – неподъемные фитильные уроды, которых приходилось готовить к стрельбеедва ли не дольше, чем современную баллистическую ракету, за это время любойместный абориген успевал выпустить пару дюжин стрел. В такую погоду, должнобыть, пищали оказывались и вовсе бесполезными – в момент отсыреет порох наполке, погаснет фитиль…

Они, наконец, достигли высоченных сопок, остроконечных ивысоких, словно исполинские индейские вигвамы, – это поэтическое сравнениепришло в голову Джен. Мазур посоветовал ей написать поэму и издать на средстваФБР. Сам он, не ощущая ни малейшего поэтического вдохновения, все внимательнееоглядывал окрестности – начинало казаться, что они угодили на чью-то тропу, всвое время обозначенную самым тщательным образом. Все чаще он видел на стволахпочерневшие, но определенно время от времени подновлявшиеся затесы. Дважды наобрубленных сучьях, высоко от земли, обнаруживались отбеленные временем идождями черепа каких-то мелких копытных – то ли самок-олених, то ли кабарожек.Джен то и дело обращала к нему вопрошающий взгляд. Он лишь молча пожималплечами. Всех таежных загадок не знают и те, кто проводит жизнь в чащобах…

Третий череп первой заметила она. Череп когда-то принадлежалоленю-быку, пребывавшему, надо полагать, в расцвете лет, – на каждом рогеМазур насчитал по шесть отростков. Он белел в развилке толстого кедра, иповреждений на нем Мазур не усмотрел. Случается, быки, схватившись из-за самки,ухитряются запутаться рогами в сучьях, да так и погибают, но вокруг, сколькоМазур ни шарил в траве, не отыскалось ни единой кости. Да и висел череп метрахв трех от земли, что естественные причины исключало полностью.

– Я нечто подобное видела в Тактоунской резервации, –сообщила Джен, когда они двинулись в путь, оставив череп позади. –Индейские обряды.

– Мало ли что, – сказал Мазур задумчиво. – Тутхватает местечек, куда нога белого человека вообще не ступала. Слишком многотайги и слишком мало людей. А насчет индейцев – святая правда, ваши индейцы,если ты не слышала, как раз от предков здешних аборигенов и произошли. Отсюда идвинулись Америку заселять, когда, должно быть, всех мамонтов слопали… Ну вот,еще затес.

– А это не опасно? – насторожилась Джен. –Аборигены, обряды…

– Брось ты, – сказал Мазур. – Вот о чем я в жизнине слыхивал, так это о человеческих жертвоприношениях, равно как и столбахпыток. Это уж ваши индейцы самостоятельно придумали – столбы я имею в виду.Правда, в стародавние времена на Чукотке было нечто похожее, но до неедалековато… эй!

Он молниеносно завалился назад, на лету подхватив Джен исбив ее с ног, перекатом отлетел к дереву, левой рукой прижав голову девушки кземле, правой перебросив автомат из-под мышки. Тело среагировало само, когдалевая нога вдруг ощутила нечто тонкое, упругое, то ли прогнувшееся гибко, то лилопнувшее… Можно голову дать на отсечение – он слышал над собой негромкий тугойпосвист рассекаемого воздуха, когда падал в прыжке…

Они лежали во мху, затаившись. Вокруг стояла тишина, передглазами еще покачивались бледно-желтые стебли высохшей травы. Мазур повелстволом вправо-влево, решился приподняться, потом переполз чуть правее.

Вонзившаяся в дерево стрела еще подрагивала – толщиной вдобрых два пальца, длиной чуть ли не в метр, трепетало густое оперение (Мазуртак и не разобрался, какой птице перья принадлежат).

– А ты говорил, никаких опасностей… – прошептала Джен,подползая с выставленным вперед револьвером. – Ничего себе сюрприз…