– Проклятые фрицы… женщин и детей… звери… – охнул Марк,но Виктория уже склонилась над вторым. Он звал мать и просил воды. Мальчику изГэмпшира было всего семнадцать, и через несколько минут он умер у нее на руках.В эту ночь она утешала бесчисленное множество раненых и проводила их впоследний путь. Ничего особенного от Виктории не требовалось: она держала их заруки, зажигала папиросы, подносила воду даже тем, кто уже не мог пить. У некоторыхбыли разворочены животы, сожжены лица, наполнены газом легкие. Невероятные,немыслимые, вызывающие безумный ужас сцены…

Только утром она вернулась в палатку сестер, перепачканнаякровью, гноем и рвотой. И не знала, куда идти и где ее вещи. Во всем этомкошмаре она совершенно забыла о чемодане. Она всю ночь помогала Дидье выноситьмертвых и складывать их на землю. Сколько их, юных и пылких, нашли свойпоследний приют в глинистых холмах Франции!

– Вон в той палатке столовая, – показал Дидье, иВиктории на миг показалось, что у нее просто нет сил туда добраться. Она неспала ночь, все тело ныло, как от побоев, но Дидье, казалось, былнеутомим. – Уже жалеете, что приехали, Оливия? – осведомился он, идевушка едва не поправила его, назвавшись настоящим именем, но вовремяосеклась.

– Нет, – солгала она с вымученной улыбкой.

Но Дидье сразу распознал ложь. Да, она достойно повела себя,и, если останется, на такую можно положиться. Большинство добровольцев – простохлюпики. С трудом выдерживали несколько дней и давали деру, потрясенныеувиденными ужасами. Стойких и отважных было слишком мало, фактически единицы,но они выносили на своих плечах все тяготы войны и были здесь с самого начала,вот уже почти год. Но эта… эта… вряд ли. Слишком молода и красива. Заявиласьсюда по глупости и тщеславию и теперь не знает, как выбраться.

– Вы привыкнете. Подождите до зимы и увидите, вампонравится, – пообещал он. Прошлой зимой войска тонули в грязи, а сверхулились потоки воды. Но это все же лучше, чем, подобно русским, замерзать вГалиции.

Но Виктория вдруг сообразила, что зимой уже будет дома, сЧарлзом и Джеффри. Какими они кажутся сейчас далекими и нереальными! ТолькоОливия по-прежнему живет в ее душе, и Виктория почти слышала, как сестраразговаривает с ней по ночам.

Она отошла от Дидье и поковыляла к палатке, где раздавалиеду, жадно втягивая носом ароматы кофе и какие-то незнакомые запахи. Странно,несмотря на всю бойню, кровь и мерзость, она зверски голодна!

Виктория положила себе яичницу из порошка, рагу, состоявшеев основном из хрящей, и толстый ломоть хлеба, зачерствевший до твердостидерева, но она все равно съела его, макая в подливу. И запила все двумяогромными кружками крепкого черного кофе. С ней здоровались, но и сестры, исанитары были слишком измучены, чтобы поговорить. Здесь раскинулся настоящийвоенный городок. Палатки служили казармами, госпиталем, столовой и складами, вмаленьком замке стояли постоем старшие офицеры во главе с генералом, а на фермежили младшие. Остальные разместились в казармах. Виктория все еще не знала, гдебудет жить.

– Вы от Красного Креста? – спросила ее миловиднаяполная девушка в форме сестры милосердия. Она с аппетитом уминала завтрак, необращая внимания на измазанный кровью передник. Двенадцать часов назад Викториябыла бы шокирована, но сейчас даже глазом не моргнула.

– Должна была к ним присоединиться, но неуспела, – пояснила Виктория. Девушку звали Рози, и, как многие здесь, онаоказалась англичанкой. – Они уехали без меня. Не знаю, что с нимислучилось.

Рози как-то странно поглядела на нее.

– Зато я знаю. Их машину накрыло снарядом .в Меце.Никто не спасся. Все трое убиты.

Подумать только, если бы она сидела в той машине, сегодня ееуже похоронили бы… если бы было что хоронить.

– Что собираетесь делать? – тихо спросила Рози, иВиктория надолго задумалась. Она отнюдь не была уверена, что хочет остаться.Здесь куда опаснее и тяжелее, чем она представляла. Одно дело – находиться вНью-Йорке и слушать лекции. Издали все казалось таким простым и определенным,проблемы – ясными, идеи – благородными. Она собиралась водить машину. И возить…кого? Умирающих? Трупы? Какой же она была наивной дурочкой! Но если она решитостаться, значит, должна приносить пользу.

– Сама не знаю, – нерешительно протянулаона. – Я не сестра милосердия и ничего не умею. Вряд ли от меня будеттолк.

Сгорая от непривычного для себя смущения, она робкопоглядела на Рози:

– С кем мне поговорить?

– С сержантом Моррисон, – улыбнулась Рози. –Она главная над добровольцами. Не обманывай себя, крошка. Нам необходима любаяпомощь, даже если ты ничему не училась. Вопрос в том, сумеешь ли ты этовынести.

– Как мне ее найти?– вместо ответа осведомиласьВиктория.

Рози рассмеялась и налила себе кофе.

– Подожди минут десять, она сама тебя отыщет. СержантМоррисон знает все, что здесь творится. Смотри не говори потом, что тебя непредупредили.

Она оказалась права. Не прошло и обещанных десяти минут, какв палатку деловито вошла великанша в мундире и смерила Викторию оценивающимвзглядом. Она уже услышала от Дидье о новенькой. Сержант Моррисон, блондинка сголубыми глазами, под два метра ростом, прибыла из Мельбурна. Она сражалась воФранции с самого начала войны и даже не была ранена. При этом она обращалась сволонтерами как с собственными рабами и, если верить Рози, правила железнойрукой.

– Говорят, вы проработали всю ночь, – вежливоначала она, и девушка, изумленно взирая на нее, вздрогнула от непонятногостраха.

– Да, – пробормотала она, вытягиваясь какстарательный рядовой. Странно после всего хаоса наконец отыскать оазис порядкаи спокойствия. Здесь каждый знал свои обязанности.

– И как вам понравилось? – без обиняковдопрашивала сержант.

– Вряд ли «понравилось» – подходящее слово, –уклончиво заметила Виктория.

Рози, попрощавшись, направилась к операционной: ейпредстояла еще одна двенадцатичасовая смена. Они работали сутки или пока невалились с ног. Рози однажды выдержала тридцать.

– Большинство из тех, за кем я ухаживала, умерли еще дорассвета, – выдохнула Виктория, и Пенни Моррисон молча кивнула, хотя вглазах промелькнуло нечто вроде жалости.

– Такое случается здесь каждый день. И что вы при этомчувствуете, мисс Хендерсон?

Она помнила ее имя, знала, кто она, и без ведома Викторииуспела отослать ее чемодан в казарму и отвести койку в женском отделении.

– Лишняя пара рук нам очень пригодится, – честнопризналась Пенни. – Не знаю и не хочу знать, по каким мотивам вы сюдаприехали, но неплохо бы, если бы у вас хватило мужества все это вынести. Здесьидут жестокие бои.

Виктория уже стала свидетельницей этому прошлой ночью. Ейдаже выдали респиратор – на случай, если немцы прорвут линию обороны и сноваприменят газ.