– Мне бы хотелось остаться, – выпалила она, ксобственному удивлению. Она сама не поняла, что заставило ее сказать это,словно какой-то внутренний голос ответил за нее.

– Прекрасно.

Сержант встала и посмотрела на часы. У нее было полно дел.Чуть позже назначено совещание командиров, и она, как старшая наддобровольцами, должна там присутствовать. И разумеется, будет единственнойженщиной.

– Кстати, – бросила она через плечо, – васпоселили в женских казармах. Я отослала туда ваш чемодан. Кто-нибудь покажетвам, где это. Через десять минут вы обязаны доложить, что прибыли на смену.

– Сейчас? – ошеломленно пробормотала Виктория. Онане спала всю ночь и валилась с ног. Но сержант, похоже, не посчитала этоуважительной причиной.

– Вы освободитесь в восемь вечера, – улыбнуласьона. – Я уже сказала, Хендерсон: нам необходима ваша помощь. Позже успеетевыспаться. И кстати, – строго велела она, хотя глаза лучилисьтеплом, – свяжите волосы на затылке.

И с этими словами она исчезла. Позже Виктория узнала, чтоэта женщина в самом деле была настоящим тираном, но обычно щадила сестер ипредпочитала нещадно гонять добровольцев.

Виктория тяжело вздохнула, выпила еще чашку кофе ипредставила двенадцать бесконечных часов. Сумеет ли она выдержать? Но так илииначе выхода все равно нет.

– Так быстро вернулась? Должно быть, наткнулась насержанта Моррисон, – поддел Дидье, увидев девушку. Он тоже еще не успелсмениться, и Виктория поспешно натянула чистый передник, скрутила волосы в узели отыскала когда-то чистую шапочку. Союзники снабжали их чем могли, но нехваткав войсках ощущалась постоянно.

Девушка снова приступила к своим обязанностям, ничем неотличавшимся от вчерашних: умирающие мальчишки, кричащие мужчины, оторванныеконечности, пустые глазницы, легкие, сожженные ядовитым газом. К восьми часамВикторию уже шатало и едва не рвало от усталости. Она с трудом добрела доженской палатки и даже не справилась, где ее чемодан. Рухнула на ближайшуюкойку и мгновенно отключилась. Она в жизни так не уставала и на этот раз дажене вспомнила о сестре.

Проснулась Виктория только к полудню, приняла душ вспециально приспособленной для этого палатке, вымыла голову и отправилась встоловую. Стоял прекрасный майский день. Виктория наконец почувствовала себячеловеком и даже немного поела, с жадностью выпив кофе, который здесь поглощалибуквально ведрами.

Кстати, когда ей снова приступать к работе? Никто не сказалей, когда начинается смена.

Приканчивая тарелку все того же рагу, она увидела Дидье испросила, когда выходить на смену. Сам он только возвращался стридцатишестичасового дежурства и выглядел хуже некуда.

– Вряд ли тебя ожидают до полуночи. Должно быть,Моррисон поняла, что тебе надо поспать. Но тебе должны были прислатьрасписание.

– Да и тебе тоже, – сочувственно заметилаВиктория, ощущая себя винтиком огромной машины. Как прекрасно находиться в гущесобытий! – Спасибо, Дидье. Увидимся.

Дидье лихо отсалютовал ей и удалился, унося оловянную кружкус кофе. Теперь даже бомбы, даже канонада ему нипочем. Он не просто устал, аокончательно вымотан.

Но все же Дидье улыбался. Ему нравилась новенькая. Непонятно только, почему она сюда явилась. Правда, у всех здешних были своипричины идти на фронт, и они редко откровенничали, разве что в разговорах сблизкими друзьями. Многие были недовольны прежней жизнью или исповедоваливысокие идеи. Но что бы ни привело их во Францию, удерживало их здесь нечтосовершенно другое.

Расписание действительно лежало на ее походной койке. Черездва часа ей снова заступать.

Виктория еще немного отдохнула, а потом прошлась по лагерю.Она подумывала было написать Оливии, но решила, что времени не хватит.

Вышло так, что она явилась на дежурство даже немного раньшеи не увидела ни одного знакомого лица, если не считать сержанта Моррисон,которая чуть позже пришла проверить ее работу. Она удовлетворенно кивнула привиде строгой прически Виктории и дала ей комплект формы, состоявшей из длиннойюбки, чего-то вроде гимнастерки, белого передника и маленькой шапочки с краснымкрестом. На случай холодов полагалась красная шапочка.

– Как идут дела? – осведомилась Моррисон.

– Неплохо, – осторожно откликнулась Виктория, возмещавшаястаранием недостаток опыта.

– Рада это слышать. Заберете удостоверение личности вштабной палатке. На вчерашнем совещании вам разрешили остаться. Думаю, у васвсе будет хорошо, – деловито объявила Пенни и ушла, провожаемая удивленнымвзглядом Виктории. Но времени на размышления не оставалось. Этой ночьюпроизошло сражение при Берри-о-Бак, и поток раненых не иссякал.

Она проработала четырнадцать часов без отдыха и, слишкомизмученная, чтобы поесть, зашагала в казарму. Невозможно забыть о погибших мальчиках,о детях, утонувших после взрыва «Лузитании». Сколько бессмысленных смертей! Иэто сейчас, когда светит солнце, поют птицы, распускаются цветы!

Виктория миновала казарму, отыскала маленькую полянку,уселась на землю, прислонившись спиной к дереву, и закурила. Ей необходимо хотябы недолго побыть одной. Слишком много людей, слишком много страданий. Ее всевремя дергали, что-то требовали, добивались. До сих пор она не понимала, какэто опустошает.

Виктория медленно прикрыла глаза. Жаркие лучи приветливопригревали, но ей казалось, что она состарилась за один день.

– Не боитесь загореть? – раздался чей-тоголос. – В таком случае я знаю чудесные местечки для отдыха.

Незнакомец говорил по-английски с легким французскимакцентом. Виктория лениво подняла веки, и снизу мужчина показался ей едва ли невыше дерева. Светлые седеющие волосы, прекрасная осанка… в другое время и вдругом месте он показался бы ей настоящим красавцем.

– Откуда вы узнали, что я не француженка? – слюбопытством, но без улыбки поинтересовалась она.

– Вчера я подписывал разрешение на ваше пребываниездесь, – суховато объяснил он. Оба тайком приглядывались друг кдругу. – Узнал вас по описанию.

Пенни Моррисон рассказала о приезде ослепительно красивойамериканки, спасшейся после крушения «Лузитании», и предположила, что девушкапробудет на фронте не более десяти минут. Об этом он не стал говорить Виктории.

– Мне нужно встать по стойке «смирно» и отдатьчесть? – спросила она. Виктория не знала устава, но сейчас они были простомужчиной и женщиной, а не командиром и подчиненной.

На этот раз он улыбнулся.

– Нет, если вы не служите в армии. Поступайте каксчитаете нужным. Но ведь вы даже не сестра милосердия, так что, откровенноговоря, на вашем месте я не стал бы волноваться.

Виктория не знала, что он учился в Оксфорде и Гарварде и тамвыучил язык. Незнакомец выглядел старше Чарлза, но она так и не смоглаопределить его возраст. С виду настоящий аристократ и очень привлекателен.