– Я капитан Эдуар де Бонвиль, – представился он, иглаза Виктории просияли – впервые с того дня, как она покинула Нью-Йорк. Онатак давно ни с кем не говорила, если не считать леди Макуорт. Все остальныебеседы были чисто деловыми. Но тут… тут что-то иное.

– Вы здесь главный? Наверное, все-таки следует встать,хотя не уверена, что удержусь на ногах.

– Вот и еще одно преимущество штатских. Ни к чему всеэти церемонии. От души советую вам не вступать в армию, – пошутил он иуселся на потемневшее от времени бревно. – Кроме того, я вовсе некомандующий. Довольно мелкая шишка. Третий или четвертый по рангу.

– Поскольку именно вы подписывали мои бумаги, позвольтевам не поверить.

– Ну… скажем, я не очень отошел от истины.

На самом деле все было не так. Он окончил Сомюр, знаменитуювоенную академию для дворян и аристократов, и стал кадровым военным. И если идальше будет продвигаться по службе такими темпами, скоро станет генералом. Носейчас Эдуара куда больше интересовала не собственная биография, а прелестнаянезнакомка. Последние два дня мужчины ни о ком другом не говорили, и даже ПенниМоррисон терялась в догадках. Что нужно здесь юной красавице, явно из хорошейсемьи? Такой, как она, куда пристойнее проводить лето на балах и вечеринках, вобществе себе подобных.

– Я слышал, вы плыли на «Лузитании», – заметил он,глядя ей в глаза. Да… она не лжет… пережитые скорбь и боль ничем неподделать. – Боюсь, ваша одиссея неудачно началась. Хотя это еще не конец.Все впереди. Позвольте спросить: вы заблудились по дороге в какой-то земнойЭдем или настолько ненавидите себя, что стремились именно сюда?

Виктория засмеялась. Ей отчего-то нравился этот совсемнезнакомый человек. Было в нем нечто чистосердечное и открытое.

– Скорее второе. Я хотела попасть на фронт и была быбезутешна, если бы мне это не удалось.

Взгляды их снова встретились. Оказалось, что глаза у нихсовершенно одного цвета, несмотря на то что она была брюнеткой, а он –блондином. Всякий посчитал бы их неотразимо привлекательной парой, хотя капитанбыл намного старше. Ему уже исполнилось тридцать девять, и Виктория почтигодилась ему в дочери.

– После Сорбонны я год проучился в Оксфорде, ну апотом, чтобы отшлифовать американский акцент, провел еще год в Гарварде. –Он подмигнул и прекрасно сымитировал бостонский тягучий выговор. – Ну а потомокончил Сомюр – это такая дурацкая военная академия, с кучей лошадей.

Виктория с уважением покачала головой. Даже она слышала ознаменитой кавалерийской школе, равной по славе и репутации американскомуУэст-Пойнту, разве что в последнем не было никаких лошадей.

– И вот я здесь, но откровенно говоря… – Он закурил, иВиктория достала из пачки вторую папиросу. – Откровенно говоря, хотел быоказаться за тысячу миль отсюда.

Виктория горько усмехнулась. Вероятно, каждый на его местежелал бы того же. Поразительно, что она так стремилась попасть сюда.

– И если в вас осталась хоть капля здравого смысла, вынемедленно вернетесь в Англию, сядете на корабль, только на этот разамериканский, поскольку ваш президент достаточно разумен, чтобы не ввязыватьсяво все это, и отправитесь домой. Кстати, откуда вы?

– Нью-Йорк, – сдержанно объяснила девушка.

– Сбежали от тиранов-родителей?

По паспорту ей было двадцать два. Должно быть, рвалась наволю из родительского гнезда. Возможно, ее привело сюда разбитое сердце.Правдоподобно, хотя донельзя глупо.

– Нет. У меня добрый, любящий отец. Эдуар удивленноподнял брови.

– И он позволил вам отправиться сюда? Странно! Викториясама не знала, почему откровенничает с ним.

Но он ей действительно нравился. Особенно голос,выговаривающий слова с чужеземным прононсом.

– Знаете, я ни за что не позволил бы своей дочерипуститься в такую авантюру! Слава Богу, что у меня нет детей!

Она невольно взглянула на его левую руку. Обручальногокольца нет, но это ничего не значит. У нее тоже нет кольца, хотя она замужняяженщина.

– Он не знает, что я здесь, – откровеннопризналась Виктория. – Думает, что я в Калифорнии.

– Вы некрасиво поступили, – неодобрительно хмыкнулЭдуар. Что, если с ней случится что-то? Она уже пережила кораблекрушение!Весьма отважна для столь юной девушки. Дерзка и глупа. – И никто не знает,где вы?

– Кроме сестры, – ответила Виктория, сноваприслонившись к дереву. Приятно было поговорить с ним, но она ужасно устала.Правда, что-то толкало ее на откровенность. Хотя стоит ли признаваться ему вовсем? Но теперь он не отошлет ее обратно: бумаги подписаны, и, кроме того, онасовершеннолетняя. Кто может ей помешать?

– Мы близнецы, – тихо пояснила она.

– Двойняшки? – полюбопытствовал он, сразуоживляясь.

Виктория кивнула.

– Совсем одинаковые?

– Абсолютно. Как две капли воды. Так называемыезеркальные близнецы. Все приметы, что у меня слева, – у нее справа, какэта родинка. Видите?

Она показала крошечное пятнышко на ладони, почти междупальцами. Эдуар вежливо улыбнулся, не слишком интересуясь подробностями.Хорошо, что второй сестры нет рядом, иначе началась бы бог весть какаяпутаница.

– Никто не может различить нас, если не считать старойняни, – лукаво усмехнулась девушка. – Даже отец.

Эдуар на секунду представил, что способны натворить такиевот озорные девчонки, и даже зажмурился.

– Должно быть, окружающим от вас досталось, –заметил он, – особенно мужчинам. Вы, разумеется, дурачили всех знакомых?

Виктория с таинственным видом поднесла палец к губам. Эдуарприкрыл глаза, словно ослепленный ее красотой. Восторженные отклики, которые оно ней слышал, не могли передать всей ее прелести. Эта девушка великолепна.Такую можно встретить только раз в жизни.

– Не всех. Разве что некоторых, – с невинным видомзаверила она, чему де Бонвиль ни на секунду не поверил.

– Бедняги. Как нехорошо с вашей стороны! Я рад, что непопался в ваши сети, хотя неплохо бы увидеть вас вдвоем. Кстати, как зовут вашусестру?

– Виктория, – едва заметно поколебавшись, обронилаона.

– Оливия и Виктория. Звучит как-нежная мелодия. Итак,Оливия, лишь ваша сестра знает, где вы. И сколько времени вы намерены пробыть снами? До конца войны?

Весьма сомнительно. Что ей здесь? Она, очевидно, богата,образованна, прекрасно воспитана, умна и ослепительно прекрасна. И разумеется,в любую минуту может вернуться домой, едва устанет от трудностей, грязи, вони,крови, непрерывной канонады. Дня два-три – и ее здесь не будет.

– Не знаю, – честно ответила девушка, и глаза еедосказали все, чего до сих пор не понимал де Бонвиль. Кажется… кажется, онабежит от чего-то. Или кого-то?