Дура безмозглая…

Однако Степанов ждал, и Валерий Владимирович, помявшись подего пристальным взглядом, все же осторожно присел на диван и тут же выложилвсе, что знал.

Бывшую жену Павла Андреевича он увидел только когда онасадилась в машину, но несказанную красоту оценил в полной мере. Конечно, развесможет такая женщина жить с таким… жирным ублюдком.

При упоминании интерната Степанов, как и предполагалаИнгеборга, мрачно фыркнул, но ничего не сказал.

— Собственно, вот и все. Я не знаю, отчего Инга Арнольдовнатак взволновалась.

— Я знаю отчего, — произнес Павел Андреевич с нажимом, послечего принялся историка благодарить, чуть не под руку вывел его из квартиры иаккуратно запер за собой дверь.

«А может, он с ней спит?! — осенило Валерия Владимировича,пока он смотрел, как уверенно Павел Степанов запирает дверь чужой квартиры. —Может, он платит ей вовсе не за воспитательные услуги, а за секс, и ребенок уних только прикрытие?!»

Он уже точно знал, кому и как расскажет в школе о том, чтоскромница и схимница Ингеборга Аускайте пользуется особым расположениемнекоторых папаш, когда Павел Андреевич, вновь придержав историка под локоток,проговорил значительно:

— Я надеюсь, что весь этот инцидент так и останется междунами, да? Мне не хотелось бы, чтобы поползли слухи. Тем более что слухамвзяться вроде бы неоткуда. А?

— Вроде бы неоткуда, — согласился Валерий Владимирович. Онсто раз рассказывал той же Ингеборге о том, как опасны «эти люди», и о том, чтос ними нужно держать ухо востро, а сейчас опасность текла прямо из тяжелой рукиПавла Степанова в его твидовый локоть, и отравляла кровь, и заставляла желатьтолько одного — скорее вырваться.

Понесло же его хорошим субботним днем к этой дуре, котораявтравила его в историю!.. Сидел бы дома, попивал кофе, а под вечер позвонил быТанечке, сходили бы куда-нибудь, как культурные, хорошо образованные люди.Танечка, конечно, попроще, чем эта самая Ингеборга, оказавшаяся такойистеричкой, но зато с ней и хлопот намного меньше…

Степанов Валерия Владимировича все не отпускал, и они вышлииз подъезда «под локоток», как парочка закадычных друзей пожилого возраста,прогуливающаяся в парке.

Посреди залитого солнцем, не слишком чистого двора, междунежно зеленеющих тополей на покривившейся карусели восседали с одной стороны —Ингеборга, смешно поджавшая длинные ноги, а с другой — Иван Степанов вклетчатой курточке и с волосами, торчащими в разные стороны, как у Незнайки.

— Валерий Владимирович! — закричал Иван на весь двор, такчто историк затравленно вздрогнул. — Здравствуйте!

— Здравствуй, Иван, — отозвался историк, с каждой минутойчувствуя себя все более неловко. Чтоб она провалилась, проклятая баба,поставившая его в такое двусмысленное положение!.. — Как твои дела?

— Мои дела хорошо! — прокричал Иван в ответ, и историкболезненно поморщился от его вопля. Павел Степанов смотрел на него со странной,непонятной усмешечкой. — Меня теперь Инга Арнольдовна воспитывает! И будетвоспитывать все лето!

Иван спрыгнул с карусели, отчего она покосилась еще больше,и Ингеборге пришлось наклониться в сторону, чтобы не упасть, и подбежал к отцуи преподавателю:

— А вы тоже в отпуске, да, Валерий Владимирович? ИнгаАрнольдовна сказала, что у нее что-то случилось с замком, и папа сказал, что мыдолжны поехать и ей помочь. А вы сами не могли его открыть? У нас тоже однаждыдверь захлопнулась, и папа не мог к нам попасть. Только это давно было, ещекогда… Клара была. И она не сама, это я ее захлопнул, но папа меня потомпростил, я тогда еще маленький был.

— Иван.

Иван остановился на полуслове, подумал немного, затемсосредоточенно покивал сам себе и взял отца за руку. Ингеборга, кое-каквыбравшаяся из карусели, подходила к ним.

— Простите, что я вас покинула так внезапно, — сказала она,подойдя. — Не обижайтесь.

— Да я и не… — пробормотал историк.

Ему нужно было хоть на пять минут остаться с ней наедине,чтобы в лицо высказать все, что он думает о ее поведении.

Он даже почти приготовил речь. Только Степановы должныуехать. Она сделала свое дело, доложила хозяину все, что знала, ну и пусть онтеперь проваливает!

Нет, но какова оказалась сука!.. Аж из квартиры выскочила, втаком азарте была, так доложить хотела!..

Однако Степанов не уезжал, а как бы ждал чего-то, сонноглядя в сторону.

Ну и мордоворот. Господи прости!..

— До свидания! — попрощалась Ингеборга. Ей, дуре, отчего-тобыло весело.

— До свидания! — подхватил Иван Степанов, а его папашаповернул-таки голову и вперил тяжеловесный взгляд в Валерия Владимировича. Этотвзгляд как будто отделил историка от них троих. Как Степанову это удалось,историк так и не понял, но именно в этот момент стало ясно, что они трое — сэтой стороны, а историк — с какой-то другой.

— Я поеду, пожалуй, — пробормотал Валерий Владимирович, какбы оправдываясь, и шагнул в сторону. На это никто ничего не ответил, даже Иван.

Проводив глазами твидовую спину, Ингеборга сбоку взглянулана Павла Степанова и сказала Ивану:

— У тебя есть отличный шанс. Ты вполне можешь повисеть вонна той перекладине. Только на нее еще нужно влезть.

— Чего на нее лезть-то! — Иван презрительно пожал плечами ипоскакал к перекладине, перебирая худыми ногами, как впервые выпущенный наулицу козленок. — Смотрите, как я полезу! Пап, смотри!

— Я смотрю.

— Это очень большая проблема? — спросила Ингеборга негромко.— Или не слишком?

— Думаю, что это совсем никакая не проблема, — ответил ПавелСтепанов задумчиво.

— Вы сможете как-то… защитить его от интерната дляэмоционально нестабильных детей?

Степан сверху посмотрел на нее и усмехнулся.

— Дело тут совсем не в интернате. Моей бывшей супруге нет ине было до Ивана никакого дела. Никогда. Что-то здесь не так, Ингеборга.Материнские чувства в ней проснуться никак не могли, потому что просыпаться тамнечему. Значит…

— Пап, я классно висю?!

— Не висю, а вишу.

— Ну, вишу!

— Ты висишь просто как супербизон!

— Мне нет дела до вашей бывшей жены, — холодно заметилаИнгеборга, — мне есть дело до Ивана. Если она начнет приставать, вы сможете егозащитить?