– Почему?

Добровольский вздохнул:

– Ну, хотя бы потому, что в лаборатории мы нашли следыприсутствия только одного человека – одна чашка, один стул и так далее.

– Но как?! – вдруг громко спросила Олимпиада и расширилаглаза. – Как же так?! Вот ты живешь себе, живешь, работаешь слесарем, во всякомоборудовании разбираешься, и тут приходит к тебе такой Володя и говорит – а нехочешь ли теперь за деньги делать взрывные устройства, чтобы людей убивать?! Ичеловек соглашается?! Вот просто так берет и соглашается?! Да?!

– Не совсем так, – сказал Добровольский мягко. – Есть определенныеправила, я тебе уже говорил про кроликов и удавов. Есть правила… подбора ивербовки контингента и агентуры. Кого за деньги, кого по идеологическимсоображениям, кого как. Я уверен, что Володя присматривался к Племянникову неодин год, пока наконец не решил, что можно брать его… как это говорится? Братьза жабры, я вспомнил.

– Вот именно, – горестно согласилась Олимпиада, – за жабры.Мы не люди. Мы лягушки. Нам ни до чего нет дела.

– Быть может, ему как раз было дело, этому слесарю. Может,он не хотел умереть с криком «Аллах акбар!», но очень любил деньги и емунравилось копаться в проводах. Мы же не знаем.

Они помолчали.

– Зато я знаю совершенно точно, – продолжал Добровольский, –что несколько лет назад в оперативных разведданных была информация о том, чтоследует обращать особо пристальное внимание на одиноких молодых женщин, вособенности тех, кто вырос в детдоме и у кого нет родных, но у которых естьдети, больных онкологическими заболеваниями в последней стадии.

– Господи, – выговорил Олимпиада. – Зачем?!

– Затем, что за деньги они могут согласиться на многое. Заденьги, которые после их смерти получат их дети. А смерть неминуема что так,что эдак. Им нет смысла держаться за жизнь, они все равно умирают. И никто изтех, кто жив и здоров, не может понять до конца, что именно они чувствуют идумают, когда так медленно и мучительно умирают. А вербовальщики им говорят –вы умрете быстро и без мучений, и за очень большие деньги, которые обеспечатвашим детям безбедное будущее.

– Это не может служить им оправданием!

– А я никого и не оправдываю, – сказал Добровольский. – Япросто утверждаю, что мы не можем судить о том, из-за чего Племянников решилсяна такое… страшное дело. Не можем, потому что не знаем.

– Он не был одинокой женщиной с онкологией в последнейстадии.

– Вот именно.

– А откуда ты знаешь о разведданных? Ты все-таки комбриг?Или комдив?

– Я заручился поддержкой ваших компетентных органов ипросмотрел кое-какие материалы. Наспех, конечно, а я очень не люблю работатьнаспех! Я попросил… придержать расследование. Попросил несколько дней на то,чтобы разобраться самостоятельно. Конечно, никто не дал бы мне никакихофициальных полномочий, да и времени у меня было в обрез, потому что слишкомзадерживать расследование такого громкого дела русская прокуратура ни за что нестала бы, но за меня просила генеральный прокурор Женевы, кроме того, у меняесть некоторые заслуги, в том числе и перед Россией. Мне казалось, что водиночку будет быстрее и надежней разобраться. Так оно и вышло. ФСБ, начавразрабатывать дом и всех соседей, неизбежно спугнула бы Володю, который и таксильно нервничал. Он просто исчез бы, и никто и никогда его не нашел бы, а отом, что я веду… расследование внутри дома, – Добровольский улыбнулся, – он незнал, конечно. Потому и возвращался каждый день домой и даже сказал нам, чтопродает квартиру.

– Но ты же так переживал, что нас застукают! – сказалаОлимпиада с отвращением. – Ты говорил, что не хочешь провести остаток дней врусской тюрьме, помнишь, в лаборатории слесаря?

– Я врал, – заявил Добровольский самодовольно. – Я не хотел,чтобы ты знала тоже. Я был уверен, что, как только узнаешь ты, узнает и Люся, идальше информация начнет распространяться бесконтрольно и стихийно.

– То есть нас не могли схватить в квартире дяди Гоши иотволочь в тюрьму?

– Теоретически могли. Практически вряд ли.

– Только попробуй еще сказать, что у тебя был с собоймобильный и ты заставил меня лезть на крышу, только чтобы проверить, смогу ли ясдавать нормы ГТО!

– Мобильного не было, – признался Добровольский. – И ябоялся, что преступник вернется с пистолетом, а мы в мышеловке, без света иоружия. Застрелить нас было бы просто, проще не придумаешь. Вот пистолета я насамом деле очень боялся. Больше всего в тот момент. Ты молодец, зачем тебенормы ГТО, ты и так вылезла! Кстати, откуда ты знаешь про ГТО? Ты же ещемаленькая! Это мы в школе сдавали, а ты не могла ничего такого сдавать!

– От бабушки, – огрызнулась Олимпиада. – Она сдавала. Назолотой значок. И сдала! Она мне его даже показывала, и он до сих пор у менялежит в шкатулке.

Добровольский взял ее руку и поцеловал. Ему нравилосьцеловать ее руку – тонкие косточки, нежная кожа, узкое запястье.

– Не отвлекай меня, Павел!

– Как это? Почему?

Сдвинув брови, она думала.

– Хорошо, а Племянников?

– А что Племянников? Он оборудовал себе лабораторию и зажилкоролем. Он делал любимое дело и получал за него деньги. Последствия его неинтересовали, да он их и не представлял. На «Рижской» после взрыва он, скореевсего, не был. На «Пушкинской» тоже вряд ли.

Олимпиада горестно кивнула.

Вот так всегда. Люди есть люди, и испортил их не толькоквартирный вопрос, но еще и неразборчивость в средствах. И жажда наживы, инечистоплотность. Добровольский тем временем продолжал:

– Володя пришел к нему в субботу утром, они повздорили, апотом он позвал Гошу к себе, скорее всего, сказал, что для него есть задание.Володя был главный, понимаешь? Племянников оделся, спустился в Володинуквартиру, и тот его убил. Вероятнее всего, Володя попросил его захватить ссобой уже готовое взрывное устройство, из тех, что смертники носят на поясе.Думаю, что под каким-то предлогом он заставил Племянникова его собрать, так,чтобы оно было готово… к работе. Все дальнейшее ты знаешь. Потом Володя немногоостыл и подумал, что, раз уж дом все равно не рухнул, нет никакого резонаисчезать сразу после взрыва, да и подозрительно это – был человек и нет его. Онрешил, что под шумок можно и квартирку продать, пусть вполцены, по дешевке, а непросто исчезнуть! Он сообщил нам об этом на лестнице, когда все дрались. Япослал его фото помощнику, и мне пришел ответ, что его давно разыскиваютроссийские власти и именно за торговлю взрывчатыми веществами. Он был засвеченабсолютно везде, как я и предполагал. Его арестовали быстро и тихо.

– А Красин-то тут при чем?! – крикнула ОлимпиадаВладимировна. – Он тоже террорист?!