– Ладно-ладно, за всех у нас тут думает Лещарик. За всюстрану думает. Правда, Лещ?

– Заткнись, – беззлобно сказал Лещ.

– Тогда затыкаюсь и уношу ноги. – Он обратился ко мне:

– Боюсь его, чертягу, до умопомрачения. Он даже наоперационном столе руководит…

Эдик, Эдик, – теперь я вспомнила, откуда знаю это имя: ЭдикПеревозчиков, хирург, который спас Леща после первого покушения, когда Лещполучил тяжелое ранение в живот.

Эдик сделал мне укол, оставил несколько ампул Лещу, далничего не значащие медицинские указания и исчез. Мы с Лещом снова осталисьвдвоем.

Дня четыре – это даже больше, чем я рассчитывала. Врач Эдик,друг Леща, стал моим союзником.

После его молниеносного визита с нелепыми репликами, похожимина беззлобный стеб, было очень трудно возвращаться к убитому Егору Самарину,даже Лещ чувствовал это. Кто-то из нас должен преодолеть эту внезапно возникшуюпаузу.

– Забавный человек, – сказала наконец я. – Он дажепохож на Егора. Неуловимыми вещами, может быть, манерой держаться… Егор тожелюбит такие шуточки. Любил. Любил, любил, любил…

– Успокойтесь, не нужно, – Лещ не умел утешать.Колоссальная ответственность, которая лежала на нем, не дала развиться этомучувству.

– Все в порядке. Который час?

– Семь. Семь утра.

– Похоже, вы не спали всю ночь, – запоздало сказала я.

– Я привык.

– Я никогда не думала, что окажусь в такой ситуации…Егор отдал мне эти бумаги и просто вытолкал из номера. Мы договорилисьвстретиться в три у «Праги»…

– Да. Вы говорили.

– Я поехала домой. Позвонила на работу, сказала, что невыйду, взяла день… Такое допускается. Дома с такой миной на руках сидетьневозможно. Хорошо, что соседка оставила мне ключи, они с мужем уехали вЭмираты на месяц. Я кормлю их кошку, у них роскошный перс, полная флегма…Сначала я решила оставить эти бумаги там, от греха подальше.

– В вас пропал великий конспиратор, – улыбнулся однимиглазами Лещ.

– Если бы… Я решила поехать в центр, за несколькочасов. Я ведь отчаянная трусиха, – сказала я, хотя весь мой вид и все моипоступки говорили об обратном. Лещ должен это оценить. – Я уже закрывала дверь,когда появились они…

Я снова прикрыла глаза и надолго замолчала. Лещ не торопилменя.

– Их было трое. Сначала – трое. Потом двое ушли. Послетого… После того, как они били меня. Все втроем. Рука Леща нашла мою здоровуюруку и крепко сжала ее.

– Они спрашивали о Егоре. Отпираться было бесполезно,скорее всего они следили за мной от самой гостиницы. Я сказала, что знаю его,что он мой провинциальный любовник, что мы редко видимся и только сопределенными целями. Я говорила только это. Большего они не добились.

– Вы отчаянная женщина, – задумчиво произнес Лещ. – Выведь действительно ни при чем, вы могли отдать им бумаги.

– Нет, – твердо сказала я. – Я ненавижу этих типов. Яненавижу эту тупую силу. Вы должны понять… Дело было уже не в Егоре. В моемсобственном счете… Я очень быстро открываю счета. Я ненавижу насилие. Насилиемиз меня невозможно ничего выбить. И потом, неужели вы думаете, что они оставилибы меня в живых, даже если бы я отдала им бумаги? Вы же знаете, сколько стоитлюбая информация.

– А вы?

– Предполагаю, – аккуратнее, Анна, дьявол – в деталях.Тебя не должно заносить, ты не должна знать больше, чем знает секретарша турфирмы.– Вы же сами сказали, что эти материалы стоят смерти любого человека. Егор нестал бы вызывать меня, если бы это не было серьезно. Он – человекфантастической ответственности за близких.

Здесь я попала в точку: мифический характер Егора Самарина,сочиненный мной и Костиком, тесно смыкался с реальным характером Меньших.

– У него было несколько знакомых журналистов, здесь, вМоскве, но он никому не доверял. Он считает этот город самым продажным. Самымпродажным в стране, – с вызовом сказала я.

– Он где-то прав, – Москва так и не сделалась для Лещародиной, он по-прежнему в глубине души оставался туберкулезным новосибирскиммальчиком.

– Из разговора этих типов я поняла, что Егора убили, ноникаких документов не нашли. И мне они не верили. Когда они устали бить,привязали меня веревкой к батарее. Кто-то из них просто забыл наручники. Ониведь всегда пользуются наручниками, правда?.. Двое ушли и оставили меня стретьим, самым отвратительным типом: он переполовинил мой холодильник, а ятолько получила зарплату и набила его продуктами… На меня он почти не обращалвнимания, избитая баба, в бессознательном состоянии, привязанная к батарее, –она не может представлять угрозы.

– Судя по всему, может, – задумчиво сказал Лещ.

– Теперь я тоже так думаю. Я ведь старая альпинистка…

– Не такая уж старая, – это похоже на комплимент, нолучше пропустить его мимо ушей.

– Я умею развязывать любые узлы. Вот и вчера яотвязалась, как только пришла в себя. А это был очень сложный узел, уверяю вас.Они взяли мой старый страховочный трос, который я теперь использую вместоверевки для белья. Видите, как низко я свалилась с гор… Этот тип сидел вкомнате и смотрел телевизор. Мой собственный телевизор, который и я-то никогдане смотрю. Я хотела уйти, выбраться из квартиры… Но в таком состоянии… Выпонимаете… Я что-то задела, кажется стиральную машинку, она стоит в коридоре. Вобщем, он услышал шум, он все понял. Он загнал меня в кухню, он думал, чтолегко со мной справится. Ну и напоролся. Я успела вытащить нож, такиеитальянские наборы ножей, очень дорогие, их дарили нам от фирмы на прошлыйНовый год, настоящие разделочные ножи. Я успела его достать. Достать испрятать. И когда этот тип меня выволок, прямо за ворот, я ударила его в живот…Несколько раз. Я загнала нож по самую рукоять, – я снова надолго замолчала, –кажется, я там его и оставила. Но он успел выстрелить в меня, когда я пыталасьубежать. Я ведь убежала. Я оставила его там, на полу, в кухне. Как вы думаете,он мертв? Я убила его? Я убила его, мне кажется, что убила. Я убила человека.

– Они уничтожили вашего друга.

– Да. Я убила человека. Я тогда не думала об этом… Япросто выскочила из квартиры. Я забрала документы у соседки. Больше всего ябоялась, что сейчас вернутся эти двое… Я тогда слабо соображала. Голова как втумане.

– Почему вы не позвонили в милицию? Почему я непозвонила в милицию? Резонный вопрос, Лещ, я ждала, когда ты его задашь.

– В милицию? После того, как я убила человека? Я ведьего убила… Хотя… Я даже сняла трубку. Я хотела позвонить.

– Это была необходимая самооборона.

– Необходимая самооборона… Умаешься доказывать. Вы жезнаете милицию. А может, эти люди и были из милиции, ни один из них не выгляделкак откровенный бандит. Вполне интеллигентные физиономии, из тех, что всегдауступают место в трамваях беременным женщинам… Но даже если… Что бы я имрассказала? О журналисте, привезшем бумаги, из-за которых его убили? Кому бы яотдала эти бумаги? Егор сказал, что передать их можно только вам – из рук вруки…