Молодец, Анюта, молодец, молодец, и парень пришелся кстати,и тирада вышла что надо, коротко и емко, продолжай в том же стиле, и Лещуничего не останется, как положить свою умную крепкую голову тебе на колени…

Лещ устроился за столом, он еще около часа работал сбумагами, куда-то звонил, сам отвечал на звонки. Но все это время он искосапоглядывал на меня. Я тоже смотрела на него сквозь неплотно прикрытые веки, ябыла в выигрышном положении: в моем углу не было света, а Лещ был ярко освещен,он сидел за своим огромным столом, как на краю гигантской сцены, отрабатываяприем «публичное одиночество». Кровать, на которой спала раненая секретарша,притягивала его как магнитом, он боролся с собой, но ничего не мог поделать.Пора и сжалиться, Анна, не век же бедняжке Лещу исподтишка вытягивать шею.

– Михаил, – позвала я.

– Вы не спите, Анна? – с готовностью откликнулся он.

– Я хочу попросить вас… – я замялась.

– Я слушаю, – ободрил меня он.

– У меня есть маленькие сбережения… Совсем немного,боюсь, что их не хватит на похороны. Я хочу, чтобы Егора достойно похоронили…Дело в том, что у него никого нет. Никого, кто бы приехал за телом. Я…

– Не волнуйтесь, Анна, – мягко сказал Лещ. – Компанияуже взяла его похороны на себя. Его похоронят достойно, обещаю вам.

– Спасибо. Спасибо… Я хочу, чтобы эти деньги тоже были…

– Этого не нужно. Я же сказал, компания все взяла насебя.

– Вы не понимаете. Для меня это важно. Последний долг.Я не сумела спасти его.

– Вы не могли бы спасти его, даже если бы захотели, Онлегко поднялся из-за стола, подошел к кровати И присел на самый краешек. И также, как утром, пожал мне руку, вот только чуть дольше задержал в своей ладонимои пальцы. Некоторое время мы молчали. Отлично, скорбные приличия соблюдены,можно перейти к какой-нибудь другой, менее тяжелой теме.

– Вы спите когда-нибудь, Михаил? – спросила я.

– Иногда. Слишком много работы, нужно все успеть. Жалкотратить время на сон.

– Я, наверное, сильно сломала ваш быт, чужоймалознакомый человек, я понимаю… Вы не волнуйтесь…

– Вы не сломали мой быт. Никакого быта нет. Сплошноебытие.

Вот тут-то, Лещ, ты лукавишь, тут я тебя поймала. Ну зачембыть большим аскетом, чем ты есть на самом деле? Дизайн на пятьдесят тоннбаков, какое уж тут бытие?

– Заняла вашу постель.

– Да нет, что вы… Вы хоть ели сегодня?

– Да. Андрей готовил. Кажется, мы действительно что-тоели…

– Не хотите поужинать со мной?

– Хочу, – я сказала это так просто, что Лещ дажерассмеялся от удовольствия.

– Тогда я приготовлю что-нибудь. У меня есть отличноевино… Коллекционное.

Я даже присвистнула в душе от удивления. Неужели я такхорошо, так искренне сработала, что Лещ решил угостить меня коллекционнымвинишком, купленным на аукционе «Кристи» по пять тысяч долларов за бутылку? Сума сойти!

– Какую кухню вы предпочитаете?

– Не знаю. У меня нет гастрономических предпочтений.Разве что сырокопченая колбаса. У меня никогда не хватает денег, чтобы купитьее, – почему нет, скромная секретарша турфирмы может позволить себе милоеплебейство, это выглядит пикантно и – главное – достоверно.

– Хорошо, – Лещ рассмеялся, – сырокопченую колбасу тожевнесем в список смертников… Как насчет французской кухни? Что скажет секретаршаиз фирмы «Круазетт»?

– Она скажет, что это было бы очень мило, есливычеркнуть из меню луковый суп.

– Заметано.

Через минуту он уже позвонил в какой-то ресторан и сделалзаказ. Еще через двадцать минут еда уже стояла на маленьком столике передкроватью. Лещ достал бутылку вина, я не ошиблась, это было вино, купленное на«Кристи», черт бы побрал театральные жесты! Но нужно отдать должное широкойсибирской душе Леща, он ни словом не обмолвился о происхождении вина. Разливего в высокие узкие бокалы, он протянул один из бокалов мне, а второй взял сам.

– За то, что вы остались живы, – тихо сказал он.

– Да.

Мы выпили. «Перье» 1886 года выпуска обладало божественнымвкусом, прожитые годы облагородили простую столовую водичку. Я долго держалажидкость во рту, боясь расстаться с ней. Еще дольше держалось послевкусие.

– Ну как?

– Никогда не пила ничего подобного. Это очень староевино?

– Очень старое и очень мудрое.

– Наверное. Но сейчас мне хотелось бы водки. Толькоодин стакан. За Егора, который остался мертв.

Не говоря ни слова. Лещ встал – я слышала, как мягкохлопнула дверца холодильника, – и спустя несколько секунд вернулся с початойбутылкой водки и двумя стаканами. Мы выпили в полном молчании.

– За тебя, Егор, – сказала я. – Прости, пожалуйста… Иснова ладонь Леща накрыла мои пальцы.

– Все в порядке.

– Я думаю, – медленно сказал Лещ, – он бы мог вамигордиться.

– Лучше бы он не гордился мной и остался жив.

– Вы любили его?

Невинный вопрос, утром я уже пыталась предотвратить еговозникновение, но он всплыл снова. Это означало только то, что Лещ всерьеззаинтересовался мной. Эй, Костик Лапицкий, должно быть, ты сейчас валяешься всвоей узкой койке и пытаешься сообразить, что здесь происходит в пентхаузеэтого потрясающего мужика, который ни в какое сравнение не идет с твоей убогойберлогой. Перестань беспокоиться, радость моя, повернись на бок и усни,ситуация под контролем. И контролирую ее я.

– Да, я любила его. Но это не любовь в узком смысле,если иметь в виду взаимоотношение полов. Это совсем другое. Мы очень многопережили вместе, а это рождает совсем другие отношения. Они гораздо прочнее,потому что в них нет страсти… Есть только ощущение, что ты не один, что кто-тодругой очень близко. Не нужно быть лучше, чем ты есть на самом деле. А ведьстрасть – это всегда лукавство… Это стремление завоевать. А когда хочешьзавоевать, все средства хороши. Просто макиавеллизм какой-то. И это нечестно.Простите, я не умею излагать то, что чувствую…

– Да нет. Похоже, вы умеете излагать то, чточувствуете, Анна.

– А можно еще вина?

– Да, конечно.

Мы снова выпили. Мешать водку и вино в моем положении неочень-то здорово, но когда еще я выпью вино по пять тысяч за бутылку?..

– Я думаю, вы не правы насчет страсти, – задумчивосказал Лещ, вертя в руках бокал. – Я попытаюсь доказать вам…

…Доказательства были перенесены на неопределенное будущее, вкотором Лещ и я выглядели вполне пасторально, если все пойдет в направлении,заданном сегодняшним вечером. Перед тем как заснуть в холостяцкой постели Леща,я подумала о том, что совсем недолго буду находиться в ней одна. Похоже, онпопал во все ловушки, расставленные мной, хотя и одной было бы достаточно,чтобы подцепить его: мужественная маленькая женщина, настоящий друг всехпокойных отважных журналистов, приятная собеседница, покорительница собак испецназовцев, всем изысканным ресторанным блюдам предпочитающая кусоксырокопченой колбасы… То ли еще будет, милый Лещарик! Стоит только открытьсязаплывшему фиолетовому глазу и прийти в норму разбитым губам, уверяю, тыоценишь меня по достоинству. Ты ведь уже сейчас решаешь для себя не такую ужтрудную проблему: как оставить меня в этом твоем роскошном пентхаузе еще нанесколько дней, сверх положенных хирургом Эдиком Перевозчиковым. Это видноневооруженным глазом, да и выпитая бутылка за пять тысяч на это прозрачнонамекает. Что ж, дебют оказался вполне удачным, даже случайно набранныестатисты вплелись в драматургическую канву очень органично. Теперь ты можешьотдохнуть, Анна. Во всяком случае – до завтрашнего воскресного утра…