Я проснулась среди ночи и сразу же поняла, что Леща нет ни водной части ангара. Поднявшись с постели и сразу почувствовав головокружение, янаправилась к ванной, расположение которой уже знала: не стоило мешать водку свином, но красивый жест был необходим для поминальной молитвы. Теперь за этопридется расплачиваться.

Дверь была приоткрыта, узкая полоска света падала на пол.Значит, Лещ там, и, если мне повезет, я застану врасплох его крепкое тело. Атам есть на что посмотреть, в этом я нисколько не сомневалась. Натянув на лицосамое сонное выражение из всех возможных, я заглянула в дверную щель. То, что яувидела, показалось мне странным: Лещ стоял у маленького столика, уставленногодорогой парфюмерией, и что-то колол себе в руку. Рядом с ним, на столике, междуодеколоном и пеной для бритья, валялись осколки маленькой ампулы.

Я сразу же отпрянула от двери, посчитав нужным ретироваться.Тошноту как рукой сняло. Быстро в кровать, закрой глазки и обдумай увиденное:быстрее, быстрее, пока он не вернулся.

Я юркнула под одеяло и натянула его до подбородка.

Разбитая ампула, новый поворот, интересно, что она значит?Да ровным счетом ничего.

Ничего страшного не произошло, но лучше не быть случайнойсвидетельницей. Свидетельницей чего? Еще вчера утром тот же Эдик ставил тебеобщеукрепляющий укол, и в этом не было ничего сверхъестественного. Может быть,манипуляции Лещарика из той же области небес? Я мысленно перелистала страницыдосье на Михаила Меньших: отменное здоровье, если не считать туберкулезногоказуса в ранней юности, никакого диабета, никакой склонности к наркотикам – ник легким, ни к тяжелым. Даже в забубенные университетские годы Лещ чурался анаши,не говоря уже о наполненной тяжкими трудами зрелости. Не паникуй, простозапомни это – и все.

Все-таки рука болит, за всеми событиями сегодняшнего дня япочти забыла о своем ранении, а теперь оно напомнило о себе. Это был отчаянныйпоступок, Анна, нужно отдать тебе должное. Видимо, заснуть не удастся…

…Когда я открыла глаза, было раннее утро. Лещ отстегивалповодок от ошейника Старика. Старик молча выпростал тяжелую лохматую морду,затрусил к моей постели и ткнулся холодным носом мне в руку. Я потрепала его зауши, испытывая искреннюю признательность за такое доверие, и в то же времямысленно укорила его: плохо же ты охраняешь своего хозяина, псина, меня даже закилометр нельзя было подпускать к нему. Поведение собаки, ее удивительнаярасположенность ко мне не поддавались никакому анализу и потому немногораздражали меня.

Лещ, склонив набок массивную голову, наблюдал за нами.Наконец, дернув себя за мочку уха, он произнес:

– Доброе утро, Анна. Я сварю вам кофе, но только приодном условии.

– Каком же?

– Вы должны объяснить мне, чем вы приворожили моюсобаку.

– Боюсь, что тогда я останусь без кофе на всюоставшуюся жизнь.

– Не останетесь. Это я вам обещаю.

Он сказал это очень серьезно. Слишком серьезно для чашкикрепко заваренного кофе. «Я вам обещаю» относилось ко всему. Неужели ты такбыстро купился. Лещ? Неужели в твоей богатой людьми и событиями жизни никогдане возникало женщины, подобной мне? Конечно, не бывало, подумала я. Не бывалотакой откровенной стервы, которая окучивает тебя с холодным носом, так похожимна нос твоей старой преданной собаки. Я даже не ожидала, что все будет таклегко, я готовилась к более серьезной схватке, а сейчас получается не схватка,а избиение младенцев.

– Я думаю, вы в безопасности, Анна, – прервал ход моихмыслей Лещ. – Во всяком случае, у вас появился еще один добровольный защитник.

– Еще один?

– Еще один, кроме меня, – это прозвучало как признание.– Знаете, кто торчит во дворе, в машине?

– Кто? – спросила я, хотя уже догадывалась, кто можетзанять боевой пост с самого раннего утра.

– Андрей, – не сразу ответил Лещ, и в его голосепроскользнули ревнивые нотки. – Я не стал подходить к нему, чтобы не смущатьпарня. Таким, как вчера, я не видел его никогда. Вы как будто вдохнули в негожизнь. Кто вы, Анна?

Хороший вопрос, Лещарик. Думаю, ты никогда Не узнаешь, ктоя. Да и лучше тебе не знать, так можно потерять веру во все, ради чего ты жил.Подсадная утка, троянская кобыла, хладнокровная убийца, провокаторша изохранки, действующая не по принуждению, а по собственному извращенномувдохновению. Я даже надеюсь получить за это неплохие деньги и обещаннуюКостиком поездку куда-нибудь в экзотическое место, где можно ходить без одежды.Но деньги не главное, уверяю тебя, они ничего не значат. Экзотика – это властьнад тобой. Над тобой и над всеми остальными. Как тебе такая характеристика,Лещарик? Если бы ты только смог заглянуть в мою душу…

…Это было удивительное воскресенье, которое не мог испортитьмой подбитый глаз. Лещ, казалось, совсем не замечал его. И я старалась незамечать: так нужно, Анна, пусть он думает, что ты прямодушна, что тебе плеватьна собственную внешность, что ты не дешевая кокетка из турфирмы, которой выпалосчастье провести несколько дней рядом с очень влиятельным человеком… Похоже, япревзошла самое себя: история с Андреем повторилась, но на более высоком уровне– вчерашний фарс с духовным совращением спецназовца можно считать легкойразминкой, разогревом мышц. Даже раненая рука этому не мешает, наоборот,придает дополнительную пикантность ситуации.

Самым поразительным было то, что Лещ отключил телефоны исвою дурацкую телевизионную стену. Я понимала, что это беспрецедентный случай,что я удостоилась высочайшей аудиенции. И старалась сохранять приличествующийслучаю уровень. Мне это удалось вполне. Лещ же бросился в наши едва уловимыеотношения с головой, похоже, это было в его натуре: я никогда не открываюсь, ноесли уж открываюсь, то до конца. Я была для него закрытой книгой, которую емухотелось прочитать, максимально оттягивая финальную часть. Он же был для меняконспектом с многочисленными пометками, таблицами и диаграммами не до концаизученным, но вполне понятным.

Многое из того, что мне рассказывал Лещ, я уже знала из егодосье: скелет его жизни был собран достаточно скрупулезно. Но сейчас онобрастал мышцами, кожей, плотью, в его оживших венах струилась настоящаягорячая кровь: невозможно было не подпасть под обаяние этого человека. Мне струдом удавалось сохранить отстраненный взгляд на Михаила Меньших, здесь ужеприходилось бороться не с ним, а с собой. В конце концов, я только женщина,черт возьми… Язык Леща оставался таким же терпким и образным, как язык егоуниверситетских рассказов, разве что за прошедшие годы приобрел известнуюлаконичность.

Наверное, он пытался понравиться мне, наверное, но в этом небыло и следа от дешевого обольщения, от тетеревиных токовищ. Он просто сталсобой, он даже мог позволить себе маленькие слабости, те слабости, которыезадвигаются в дальний угол сильной души и без которых человек обязательночто-то теряет.