…В десять часов по каналу Меньших прошло сообщение обубийстве n-ского журналиста Егора Самарина: значит, Лещ уже началартподготовку, скоро материалы выплывут наружу, и высокопоставленная головаскатится на плаху – в кампании по борьбе с коррупцией это неплохая козырнаякарта… Телевизионная стена фонила целый день, но дыхание большоготелевизионного мира не долетало до нас с Андреем. Очень скоро мне удалосьразговорить его: Андрей оказался милым застенчивым парнем, за плечами которогобыли почти все горячие точки. Лещ познакомился с ним в Югославии, куда Анд-,рей, уволившись из спецназа, уехал добровольцем. Он был фанатом Сербии, еголюбимая девушка, журналистка из Белграда, погибла под бомбежкой. Лещ почтинасильно вывез полубезумного спецназовца из Югославии, лечил его в лучшихклиниках, но от потери возлюбленной Андрей так и не оправился.

Однолюбы – вещь в природе чрезвычайно редкая, с ними нужнобыть осторожной, как с экзотическими растениями. Я потратила целый день на то,чтобы хоть чуть-чуть оживить раненую душу Андрея: после месячных занятий поосновам психологии я вполне могла получить лицензию психоаналитика. Но делобыло даже не в этом: возясь с Андреем, я почти забыла о Леще. Сейчас меня увлекэтот надломленный парень, я рассматривала общение с ним как еще одинпсихологический этюд. Но для любой игры, даже такого проходного ее варианта,необходимо вдохновение. И это вдохновение пришло ко мне, как только я нащупалаего болевые точки, нащупала интуитивно, хотя судьба Андрея не имела ничегообщего с теми схематичными вариантами человеческих характеров, которые яизучала весь март и начало апреля. Мое участие, мои слова, мое молчание какбудто прорвали долго сдерживаемую плотину: бывший спецназовец говорил и не могнаговориться. И только на самом закате дня, когда в пуленепробиваемых стеклахпоплыла фантастическая панорама Москвы, а мы сидели в сумерках, отключив всютелевизионную стену, он сказал мне: «Вы очень похожи на мою Марию, Анна». Японяла, что выиграла его душу.

Берегись, Лещ, я уже начинаю уводить из твоего стойла лучшихлошадей. Интересно, что ты скажешь, когда опустеет конюшня и запылает скотныйдвор?..

…Лещ появился около полуночи. Старик, почуявший его шаги,призывно залаял, и я услышала отчаянный и сбивчивый голос Андрея, сидевшего вногах моей кровати: «Я даже не прогулял пса!»

– Эй! Есть кто живой, кроме старой дворняги? – с порогавесело спросил Лещ. – Почему темно?

– Я пойду со Стариком, – Андрей поднялся с постели,прошел к двери и снял поводок.

Пока за Андреем и собакой не захлопнулась дверь, мы с Лещоммолчали. Потом он деликатно спросил:

– Как вы себя чувствуете, Анна?

– Относительно нормально.

– Я включу свет, вы не возражаете?

– Конечно.

Он прошел к столу, включил маленькую лампу, зажег ещенесколько ламп в разных частях ангара: теперь, в призрачном неярком свете, егожилище выглядело еще более причудливым.

– С кошкой все в порядке. Ребята за ней присмотрят. Исамое главное, вы, кажется, не убили вашего мучителя, если это вас еще волнует.

– Правда? Вы были у меня?

– Да. Там огромная лужа крови. Была огромная лужа. Влюбом случае, его забрали подельники. Живого или мертвого.

Я умоляюще посмотрела на Леща.

– Думаю, живого. Не так-то просто убить человека. – Авот в этом ты ошибаешься, Лещ.

Он сел к столу, обхватил подбородок ладонью и задумался. – –Что-то не так. Не могу понять.

Я насторожилась. Что может быть не так? Какая-то лажа сдокументами или люди Лапицкого где-то сработали нечисто? Только этого нехватало, все страдания насмарку, и даже компенсации тебе не выплатят.

– Что-то не так в доме… Черт, стена. Она всегдавключена. Это вы попросили выключить?

– Нет. Андрей сам.

– Андрей? Сам? – На его лице отразилось удивление.

– Что-то не так?

– Не знаю… Нужно пожить рядом с Андреем, чтобы понять.Он был болен, болен серьезно. Несколько лет он не может без картинки передглазами. Наши ребята специально смонтировали для него такую же стену, толькомаленькую: чтобы телевизоры всегда были включены… У него даже в машинемаленький телевизор. Это его единственное спасение, картинки, все эти событияна экране, они отвлекают его от собственной души.

– Я знаю… Я знаю его историю. Он рассказал мне.

– Вам? – Удивление переросло в изумление. – Он никогданикому ничего не рассказывает. Об этой югославской трагедии знаю только я.

– Теперь и я…

– Ничего не понимаю. Что вы с ним сделали?

– Ничего. Я просто слушала его.

– Слушали? Он почти не говорит.

– Мы разговаривали целый день. Нет, не так. Он говорилцелый день…

– Сначала пес, Потом Андрей… Вы странно действуете налюдей.

– Это звучит как оскорбление.

– Простите, я не хотел вас обидеть.

– Вы не можете меня обидеть, Михаил Юрьевич.

– Михаил, – поправил он и тут же сам испугался, что этоможет быть не правильно мной истолковано, – ненавижу отчество. Оно занимаетслишком много времени. А времени почти нет.

– Я понимаю, – я успокоила его, я все поняла правильно,дистанция соблюдена.

Мы молчали до тех пор, пока не вернулись Андрей со Стариком.Немного помявшись, Андрей подошел к постели, наклонился ко мне и поцеловалруку. Я не ожидала этого, да и он сам, похоже, не ожидал: у него это вышлонеловко, как будто он взялся за работу, которую никогда раньше не делал. Он несказал мне ни слова, просто поцеловал руку и все, губы его были жесткими инеприспособленными к таким деликатным светским вещам, но ему удалось вложить вэтот невинный поцелуй всю благодарность за длинный сегодняшний день.

Лещ с изумлением взирал на своего лучшего спецназовца.

– Мне завтра приходить, Михаил Юрьевич? – с надеждойспросил Андрей. – – Нет, – обрубил все концы Лещ и добавил ухе мягче, чтобысмягчить горечь, которая разлилась по худому лицу парня:

– Завтра воскресенье, я дома.

– Будет надежнее, если я тоже приду…

– Не стоит, Андрей. В понедельник с утра ты здесь.

– Хорошо. До свидания, Анна. До понедельника. Спасибоза все.

Лещ проводил Андрея до дверей и вернулся ко мне совершенноозадаченный.

– Никогда его таким не видел, – ни к кому не обращаясь,сказал он. – Похоже, вы сотворили чудо, Анна.

– Это произошло бы… Рано или поздно. Душа не можетвечно жить на пепелище. Рано или поздно она строит дом и заново обживает землю.Или я не права?

– Наверное… Наверное, вы правы, Анна, – он смотрел наменя, как будто видел впервые.