— Не буду я с тобой спорить. — Одетта взяла револьвер. —Пожалуйста, возвращайся быстрее.

— Я быстро, — он поцеловал ее, на этот раз торопливо, и едване сказал, чтобы она была осторожна… но если серьезно, ребята, как можно бытьосторожным в такой ситуации?!

В сгущающихся сумерках он спустился вниз по склону (омарыеще не выползли на берег, но уже скоро они покажутся) и еще раз прочел надписьна двери. Его опять передернуло. Эти слова били прямо в точку. Господи, прямо вточку. Потом он оглянулся. Сначала он не увидел Одетту, но потом заметил насклоне какое-то движение. Мелькнула светло-коричневая ладонь. Одетта махала емурукой.

Он помахал ей в ответ, а потом развернул коляску и пустилсябегом, приподняв передние колеса, которые были поменьше задних и не такиепрочные, чтобы они не бились о землю. Он бежал на юг, туда, откуда пришел.Первые полчаса тень его бежала рядом — невероятная тень костлявого великана,начинавшаяся от подошв кроссовок и протянувшаяся на несколько долгих ярдов квостоку. А потом солнце зашло, тень исчезла, а из моря полезли омары.

Минут через десять после того, как они принялись трещать,переговариваясь друг с другом, он поднял голову и увидел вечернюю звезду,спокойно сиявшую на темно-синем бархате неба.

Тень ночная на землю ложится… в сумерках все растворилось…

Пусть только с ней ничего не случится. Ноги уже начиналиболеть, разгоряченное дыхание тяжело вырывалось из легких, а ведь ему предстоялеще один переход, третий, со стрелком в коляске, причем Роланд весит на добруюсотню фунтов больше Одетты, и хотя Эдди знал, что ему надо бы поберечь силы, онпродолжал бежать. Только бы с ней ничего не случилось — вот мое желание. Чтобыс моею любимой ничего не случилось.

Но тут, точно дурное предзнаменование, откуда-то из оврагов,которыми были изрезаны ближайшие склоны, снова донесся вопль дикой кошки…только на этот раз крик ее походил на рев разъяренного льва в африканскихджунглях.

Эдди побежал еще быстрее, толкая перед собою коляску. Иочень скоро ветер тонко и призрачно завыл в спицах поднятых кверху, свободновращающихся передних колес.

11

Стрелок услышал, как к нему приближается какой-топронзительный завывающий звук, на мгновение напрягся, но тут же расслышалтяжелое дыхание человека и расслабился. Это Эдди. Он понял это, даже неоткрывая глаз.

Когда завывание стихло, а топот бегущих ног остановился,Роланд открыл глаза. Перед ним стоял Эдди, тяжело дыша и обливаясь потом. Егорубаха прилипла к груди одним темным расплывшимся пятном. В нем больше не былои намека на приличного мальчика из университета, каковое требование предъявлялв свое время Джек Андолини к внешнему виду своих людей. Отросшие волосы мокрымипрядями лежали на лбу. Брюки лопнули по шву на самом, как говорится, интересномместе. Синевато-багровые синяки под глазами довершали картину. Видок у ЭддиДина был просто ужасным.

— Я все сделал, — выдавил он. — Я вернулся, — он огляделсяпо сторонам, потом снова уставился на стрелка, как будто не веря своим глазам.— Господи, я действительно здесь.

— Ты отдал ей револьвер.

Эдди подумал, что Роланд выглядит едва ли не хуже, чем допервого — прерванного — курса лечения «кефлексом». От него так и било волнамижара, и хотя Эдди понимал, что ему надо бы посочувствовать Роланду, но сейчасон буквально взбесился:

— Я драл свою задницу, чтобы добраться сюда за рекорднокороткий срок, и тебе больше нечего мне сказать, кроме как «Ты отдал ейревольвер». Спасибо, конечно, дружище. Я имею в виду, я ожидал изъявленияблагодарности, но это, мать твою, даже слишком.

— Я сказал то, что важнее всего.

— Ладно, теперь, когда ты все высказал, предоставь словомне, — Эдди упер руки в боки и свирепо уставился на стрелка сверху вниз. —Выбирай: либо ты сейчас же садишься в коляску, либо я ее складываю и запихиваютебе в жопу. Что для вас предпочтительней, босс?

— Ни то, ни другое, — Роланд улыбнулся как человек, которомуочень не хочется улыбаться, но и удержаться он тоже не может. — Сначала тебе,Эдди, нужно немного поспать. Утро вечера мудренее, тогда и посмотрим, а сейчастебе нужно поспать. Ты ж на ногах не стоишь.

— Я хочу вернуться к ней.

— Я тоже. Но если ты не отдохнешь, ты просто свалишьсягде-нибудь по дороге. В этом-то все и дело. Так будет хуже тебе, мне, а хужевсего будет ей.

Эдди на мгновение заколебался.

— Ты очень быстро вернулся, — прищурившись, стрелок погляделна солнце. — Сейчас часа четыре, самое большее — четверть пятого. Поспи часиковпять, может быть, даже семь, а там уж совсем стемнеет…

— Четыре. Четыре часа.

— Хорошо. Пока не стемнеет. Я думаю, это важно. Потом поешь,а тогда уже и пойдем.

— Ты тоже поешь.

Стрелок улыбнулся опять.

— Я попробую. — Он спокойно взглянул на Эдди. — Сейчас твояжизнь у меня в руках. Я полагаю, ты это знаешь.

— Да.

— Я похитил тебя.

— Да.

— Ты не хочешь убить меня? Если да, сделай это прямо сейчас.Это лучше, чем… — голос его оборвался тихим присвистом. В груди у негозахрипело, но Эдди не придал этому обстоятельству никакого значения, или,верней, сейчас ему было на это плевать. — …доставать друг друга и дальше, —закончил Роланд.

— Не хочу я тебя убивать.

— Тогда… — теперь голос его сорвался неудержимым приступомкашля. — … ложись.

Эдди послушно лег. И сон не подкрался к нему легонько,мягким наплывом, как это обычно бывает, а обхватил его грубо руками любовницы,неуклюжей в своем нетерпении. Он еще слышал (или это был уже сон?), как Роландсказал: Но тебе все же не надо было оставлять ей револьвер, — а потомпровалился во тьму, где даже время остановилось, и вот уже Роланд трясет его заплечо, и Эдди приподнимается на локтях, и в теле его нет ничего, кроме боли:боли и тяжести. Мышцы его превратились в какие-то проржавелые лебедки и блоки,забытые в заброшенном помещении. Он не сумел даже подняться на ноги с первойпопытки: он тяжело рухнул обратно в песок. Он попробовал еще раз, но ощущениебыло такое, что вся эта нехитрая процедура грозит занять у него минут двадцать.И ему будет очень больно.

Роланд смотрел на него испытующе:

— Ты готов?

— Да, — кивнул Эдди. — А ты?

— Да.

— Сможешь?

— Да.