Он шел по нескончаемому туннелю, который был длиннее, чемвсе те перегоны, через которые ему пришлось пройти в своей жизни, вместевзятые. Туннель петлял, то поднимался, то, спотыкаясь, катился вниз, и не былов нем ни единого прямого участка дольше десяти шагов, так что все время быланадежда, что он закончится за ближайшим поворотом, но он все не кончался и некончался, а идти становилось все сложнее, болели сбитые в кровь ноги, ныла спина,каждый новый шаг отзывался эхом боли по всему телу, но покуда была надежда, чтовыход совсем недалеко, может, сразу за этим углом, Артем находил в себе ещесилы, чтобы идти. А потом ему вдруг пришла в голову простая, но страшная мысль:а что, если у туннеля нет выхода? Если вход и выход замкнуты, соединенывоедино, если кто-то незримый и всемогущий опустил его, барахтающегося, каккрысу, безуспешно пытающуюся тяпнуть за палец экспериментатора, в этот лабиринтбез выхода, чтобы он тащился вперед, пока не выбьется из сил, пока не упадет,сделав это безо всякой цели, просто для забавы. Крыса в лабиринте. Белка вколесе. Но тогда, подумал он, если продолжение пути не приводит к выходу,может, отказ от бессмысленного движения вперед дарит освобождение? Он сел нашпалы, не потому что устал, а потому, что его путь был окончен. И стены вокругисчезли, а он подумал — чтобы достичь цели, чтобы завершить поход, надо простоперестать идти. Потом эта мысль расплылась и исчезла.

Когда он проснулся, его охватила непонятная тревога, исначала он все не мог сообразить — что произошло, и только потом началвспоминать кусочки сна, составлять из этих осколков мозаику, но они никак недержались вместе, расползались, не хватало клея, который бы воссоединил искрепил их воединое. И этим клеем была какая-то мысль, которая пришла ему восне, она была стержнем, сердцевиной видения, она придавала ему значение. Безнее это была просто груда рваной холстины, с ней — прекрасная картина, полная волшебногосмысла, открывающая бескрайние зовущие горизонты. И этой мысли он не помнил. Онгрыз кулаки, вцеплялся в свою грязную голову грязными руками, губы выплеталичто-то нечленораздельное, и проходящие мимо смотрели на него боязливо инеприязненно. А мысль не желала возвращаться. И тогда он медленно, осторожно,словно пытаясь за волосок вытянуть из болота завязшего, начал восстанавливатьее из обрывков воспоминаний. И — о чудо! — ловко ухватившись за один изобразов, он вдруг вспомнил ее в том самом первозданном виде, в котором онапрозвучала в его сновидении.

Чтобы завершить поход, надо просто перестать идти. Нотеперь, под ярким светом бодрствующего сознания, она показалась ему простой,банальной, жалкой, не заслуживающей никакого внимания. Чтобы закончить поход,надо перестать идти? Ну разумеется. Перестань идти, и твой поход закончится.Чего уж проще. Но разве это выход? И разве это — то окончание похода, ккоторому он стремился? Часто бывает, что мысль, кажущаяся во сне гениальной,при пробуждении оказывается бессмысленным сочетанием слов…

— О возлюбленный брат мой! Скверна на теле твоем и в душетвоей, — услышал он голос прямо над своей головой.

Это было для него так неожиданно, что и возвращенная мысль,и горечь разочарования от ее возвращения мгновенно растаяли. Он даже и недогадался отнести обращение на свой счет, настолько он уже успел привыкнуть кмысли, что люди разбегаются от него в стороны еще до того, как он успеетпромолвить одно слово. — Мы привечаем всех сирых и убогих, — продолжал голос,он звучал так мягко, так успокаивающе, так ласково, что Артем, не выдержав,кинул сначала косой взгляд влево, а потом угрюмо глянул вправо, боясьобнаружить там кого-либо другого, к кому и обращался говоривший.

Но поблизости больше никого не было. Разговаривали с ним.Тогда он медленно поднял голову, пока не встретился глазами с невысокимулыбающимся мужчиной в просторном балахоне, русоволосым и розовощеким, которыйдружески тянул ему руку. Любое участие Артему сейчас было жизненно необходимо,и он, несмело улыбнувшись, тоже протянул руку. Почему он не шарахается от меня,как все остальные, подумал Артем. Он даже готов пожать мне руку. Почему он самподошел ко мне, когда все вокруг стараются находиться как можно дальше от меня?— Я помогу тебе, брат мой! — продолжил розовощекий. — Мы с братьями дадим тебеприют, и вернем тебе душевные силы твои.

Артем только согласно кивнул, но тому хватило и этого. — Такпозволь мне отвести тебя в Сторожевую Башню, о возлюбленный брат мой, — пропелрозовощекий, и, цепко ухватив Артема за руку, повлек его за собой.

Артем не запомнил, да и не запоминал дороги, понял только,что со станции его повели в туннель, но в какой из четырех — он не знал. Егоновый знакомый представился ему братом Тимофеем, и по дороге, и на серой,невзрачной Серпуховской, и в темном глухом туннеле, он говорил непрекращая: —Возрадуйся, о возлюбленный брат мой, ибо встретил ты меня на своем пути, иотныне все переменится в жизни твоей. Закончился беспросветный мрак твоихбесцельных скитаний, ибо вышел ты к тому, что искал.

Артем не очень хорошо понимал, что тот имеет ввиду, потомучто лично его скитания были далеки от конца, но розовый благостный Тимофей такскладно и так ласково говорил, что его хотелось слушать и слушать, заговорить сним на одном языке, благодарить его за то, что он не отверг Артема, когда отнего отвернулся весь мир. — Веруешь ли ты в Бога истинного, единого, о брат мойАртем? — как бы невзначай полюбопытствовал Тимофей, заглядывая внимательноАртему в глаза.

Артем смог только неопределенно мотнуть головой ипробормотать нечто неразборчивое, что при желании можно было бы услышать и каксогласие, и как отрицание. — И хорошо, и пречудесно, брат Артем, — ворковалТимофей, — только лишь эта вера истинная спасет тебя от вечный адовых мук идарует тебе искупление грехов твоих. Потому что, — он принял вид строгий иторжественный, — грядет царствие Бога нашего Иеговы, и сбываются священныебиблейские пророчества. Изучаешь ли ты Библию, о брат?

Артем опять замычал, и розовощекий на этот раз глянул нанего с некоторым сомнением. — Когда мы придем в Сторожевую Башню, ты убедишьсявоочию, что Священную Книгу, дарованную нам свыше, изучать нужно и хорошо, ивеликие блага нисходят на вернувшихся на путь истинный. Библия — драгоценныйдар Бога нашего Иеговы, она сравнима лишь с письмом любящего отца к отрокамего, — добавил он на всякий случай. — Знаешь ли ты, кто писал Библию? — чутьстрого спросил он у Артема.