– Магнусу было известно очень и очень многое, –снова заговорила она. – И если ты действительно силен, вовсе не безумиестановится твоим главным врагом. Вампир, покинувший общество себе подобных радитого, чтобы жить среди людей, заглядывает в лицо аду задолго до того, когда онможет потерять разум. Он неизбежно начинает испытывать любовь к смертным!Приходит к пониманию самой сути любви.

– Отпусти меня, позволь уйти, – тихо попросил яее. Не знаю, что удерживало меня больше – ее рука или пристальный взгляд.

– С течением времени он познает людей в такой степени,в какой они сами себя не знают, – бесстрашно и неумолимо продолжалакоролева. – И наконец наступает момент, когда вампир больше не в силахотнимать у них жизнь и причинять страдания, и тогда только безумие или собственнаясмерть способны избавить его от боли и мучений. Вот что рассказал мне Магнус осудьбе старых вампиров, и именно это в полной мере пришлось испытать ему вконце жизни.

Она наконец выпустила мою руку и мгновенно оказалась оченьдалеко от меня.

– Я не верю ни одному твоему слову, – свистящимшепотом произнес я. – Магнус? Любил людей?

– Конечно не веришь, – с улыбкой печального клоунаответила она.

Арман тоже смотрел на нее непонимающим взглядом.

– Сейчас мои слова ничего для тебя не значат, –вновь обратилась ко мне королева, – но у тебя впереди вечность, чтобыпостичь их смысл.

Она в который уже раз расхохоталась, и ее воющий смех эхомотразился от потолка и стен, за которыми ему вторили вопли пленников.Запрокинув голову, она все смеялась и смеялась…

Арман в ужасе не сводил с нее глаз: создавалось впечатление,что этот смех он воспринимал как струящийся изнутри нее свет.

– Нет, все это ложь, ужасная ложь! – воскликнул я,трепеща всем сердцем. – Все эти выдумки о любви, сама концепция любви неболее чем плод воображения и проявление глупости смертных!

Прижав пальцы к вискам, я пытался унять пульсирующую вголове страшную боль, от которой мутилось в глазах. Перед моим мысленным взоромотчетливо возникла темница Магнуса, где приняли смерть многие люди, обреченныеумирать в сыром вонючем склепе среди разлагающихся трупов тех, кто былприговорен к казни до них.

Арман смотрел на меня так, будто я причинял ему муки точнотак же, как мучил его не стихающий, звучащий то громче, то тише смех старойкоролевы. Словно собираясь коснуться меня, Арман протянул руку, но не осмелилсядо меня дотронуться.

Я вновь вспомнил восторг и боль, которые мне пришлосьпережить за последние месяцы, и неожиданно почувствовал, что вот-вот закричу,как уже кричал когда-то на сцене театра Рено. Сила моих ощущений вызывала ужас,и я мог лишь бормотать что-то нечленораздельное, издавать какие-тобессмысленные звуки.

– Лестат! – услышал я шепот Габриэль.

– Любовь к смертным? – бормотал я, глядя на старуюкоролеву и неожиданно для себя испытывая ужас при виде ее торчащих, точно пики,вокруг сверкающих глаз ресниц и кожи, напоминающей оживший мрамор. –Любовь к смертным? И на это вам понадобилось триста лет? – Я бросил взглядна Габриэль. – С самой первой ночи, прижимая их к себе, я любил их! Любил,когда пил их кровь и отнимал у них жизнь! Боже мой! Да разве не в этом состоитсама сущность Темного Дара?

Так же как и в тот вечер в театре, голос мой становилсягромоподобным:

– Кто же вы такие, если вы их не любите? Что вы заподлые существа, если обыкновенная способность чувствовать является для васпределом мудрости?

Я попятился и оглядел огромную могилу и свод сырой земли наднашими головами. Мне вдруг показалось, что я вижу все не наяву, что это лишьгаллюцинация.

– Господи! Да неужели Обряды Тьмы лишили васразума? – обратился я к ним. – Все эти ваши ритуалы и то, как вызаключаете в могилы новообращенных? Или вы были чудовищами еще при жизни? Какможем мы, все мы, не любить смертных?

Никакого ответа… Только бессмысленные вопли голодных застенами… Никакого ответа… Лишь доносящееся до меня слабое биение сердца Никола.

– Что ж, как бы то ни было, послушайте, что я вамскажу, – снова заговорил я, указывая пальцем на Армана и старуюкоролеву. – В обмен на Дар я не обещал продать свою душу дьяволу. А когдая создал эту женщину, мною двигало лишь желание спасти ее от могильных червей,которые пожирают лежащие вокруг вас трупы. Если любовь к смертным и есть тотад, о котором вы говорили, то я уже давно нахожусь в преисподней. Я встретилсясо своей судьбой! Позвольте мне остаться с ней наедине, и покончим на этом!

Голос мой вдруг прервался, во рту пересохло. Я нервно провелруками по волосам. Арман приближался ко мне, и мне казалось, что от негоисходит какое-то сияние. На его прекрасном и невинном лице застыло выражениеблагоговейного страха.

– Мертвецы… мертвецы… – повторил я. – Неприближайтесь ко мне! Вы рассуждаете о безумии и любви в этом отвратительномместе! А старое чудовище Магнус запирал людей в своей темнице! О какой любвиздесь можно говорить? О той, которую испытывают мальчишки к бабочкам, когдаотрывают у них крылья?

– Нет, мой мальчик, – ничуть не смущенная моимисловами, возразила королева вампиров, – тебе только кажется, что ты всепонял, а на самом деле это не так. – Она тихонько рассмеялась. – Тытолько жалеешь их, не более. И себя тоже, потому что не можешь бытьодновременно человеком и не человеком.

– Сплошная ложь, – ответил я, подходя к Габриэль иобнимая ее за талию.

– Ты непременно придешь к пониманию сущностилюбви, – продолжала старая королева, – когда действительно станешьпорочным и злобным существом. Все дело в твоем бессмертии, дитя мое. Вспособности глубоко и полно осознать, что это такое.

Она воздела руки к потолку и завыла.

– Ну и черт с вами! – крикнул я, хватая Габриэль иНики и таща их к выходу из склепа. – Вы уже давно находитесь в аду, и ясобираюсь вас в нем и оставить!

За моей спиной издевательски звучал безумный смех старойкоролевы.

Подобно Орфею, я остановился и посмотрел назад.

– Скорее, Лестат, – услышал я шепот Никола.

Габриэль отчаянно подавала мне знаки, что пора бежать.

Арман не сдвинулся с места, рядом с ним хохотала безумнаякоролева…

– Прощай, храбрый мальчик! – крикнула она мневслед. – Смело лети вперед по Пути Дьявола! Следуй Путем Дьявола как можнодольше!