Вскоре Пэтси вернулась и подняла тревогу. Выяснилось, чтоона успела вызвать "скорую" по телефону из машины. Когда ОбитателиФлигеля рванули с Пэтси к дальним воротам, то нашли Папашку мертвым прямо рядомс клумбой. Руки у него были испачканы землей.

Мы с Большой Рамоной, Жасмин и тетушкой Куин появились тампочти одновременно с бригадой медиков. Врачи оказались бессильны, и мы,рассевшись по машинам (тетушка Куин забралась в "скорую", чтобысопровождать Папашку), поехали в маленькую больницу Руби-Ривер-Сити.

Но для Папашки было все кончено. Мы сразу это поняли, когдатолько увидели его лежащим под деревом. Тетушка Куин, беспрерывно всхлипывая,отдала распоряжения насчет вскрытия, заявив, что она просто обязана узнатьпричину, и мы отправились хлопотать насчет похорон.

В этом деле от тетушки Куин толку не было, поэтому впохоронное бюро Макнила отправились мы с Жасмин. Я дрожал и что-то бессвязнобормотал, но тем не менее договорился обо всем: когда заберут тело, кто будетчитать молитвы во время ночного бдения, каким маршрутом процессия направится вНовый Орлеан на похоронную мессу в церкви Успения Богоматери и о местезахоронения на кладбище в Метэри.

Милые люди из бюро ритуальных услуг сказали, что я мог быотложить остальное на потом – все равно на вскрытие уйдет два дня, – но яподумал, что лучше уж покончить со всем сразу. В общем, я выбрал красивыйтемный гроб из твердой древесины, который, думаю, понравился бы Папашке, ведьон сам был умельцем на все руки, потом я выбрал места из Библии для чтения вовремя мессы и договорился, чтобы исполнили любимые гимны Папашки – как католические,так и протестантские.

Вернувшись домой, я обнаружил, что тетушка Куин совершенносломлена и не способна ровным счетом ни на что, но я ее и не винил. Всхлипывая,она все время повторяла, что несправедливо, когда приходится хоронить своеговнучатого племянника, что так не должно быть, что все это ужасно неправильно.

Мы позвонили ее любимой сиделке Синди, и та согласиласьприехать немедленно. Тетушка Куин не была по-настоящему больна, но она частовызывала Синди то померить давление, то сделать анализ крови перед очереднымпутешествием за границу. Вот и сейчас тетушка обратилась к Синди за помощью какк дорогому и любящему человеку.

Что до меня, то я был вновь охвачен холодной паникой – тойсамой, что временами накатывала на меня после смерти Линелль. Впрочем, самойтяжелой стадии я пока не достиг. Я все еще испытывал приподнятость духа,вызванную чудом смерти, и в своем юношеском невежестве принял на себя роль"заправилы".

Я прошел в комнату Папашки и выбрал его лучший выходнойкостюм, хорошую рубашку, ремень, галстук и отдал Клему, чтобы тот отвез все этов город. С одеждой я послал и нижнее белье, не зная, нужно ли оно вообще. Уменя почему-то возникла странная идея, что Папашке оно понадобится.

После ухода Клема, когда я остался один в комнате Папашки, появилсяГоблин и без всяких принуждений крепко меня обнял. Его тело было не менеенастоящим, чем мое собственное. Я поцеловал его в щеку и видел его слезы. Междунами вспыхнула искра какой-то особой доверительности и любви.

Это была необычная минута, минута смятения и раскаяния. Втемных уголках своего сознания я знал, что это и опасная минута тоже. Но слушалтолько свое сердце.

"Гоблин, я любил Папашку, – сказал я. – Тыменя понимаешь, ты ведь все понимаешь".

"Пэтси. Плохая", – ответил он мне с помощьютелепатии.

Я чувствовал его поцелуи на щеке и шее. Он даже дотронулсядо моего паха. Я тут же мягко отвел его руку, но то, что было сделано, уженельзя было исправить, и мне стоило большого труда побороть желание.

"Нет, Пэтси не виновата, – вслух произнеся. – Пэтси есть Пэтси, только и всего. А теперь ступай и оставь меняодного, Гоблин. Я должен спуститься вниз. У меня много дел".

Он еще раз обнял меня на прощание, и я поразился его силе. Вэту минуту в нем не было ничего от призрака. Но он исчез, как я его о том ипросил. Подвески на люстре звякнули, словно своим уходом Гоблин поднял вкомнате ветер.

Я стоял и смотрел на люстру. До меня еще не дошло, что вэтой спальне в задней половине дома больше никто не живет. Но мысль этавсе-таки пробивалась к моему сознанию. Как и многие другие. Гоблин вдругпредстал передо мной в образе моей собственной плачущей души. Боже, как яошибался в Гоблине, но разве кто другой мог бы его понять?

Когда я спустился в кухню, Пэтси, сидевшая за столом,уставилась на меня, а Большая Рамона, занявшая табуретку возле плиты, не мигаясмотрела на Пэтси. Еще здесь была Лолли, принарядившаяся для свидания – еекожа, отливавшая медью, и крашеные светлые волосы выглядели потрясающе, –а в дальнем углу, у задней двери, стояла Жасмин в своем фартуке, курила исмотрела в ночь.

Я слышал плач тетушки Куин, доносившийся из ее спальни.Сиделка Синди успела приехать и сочувственно гудела, стараясь успокоить своюподопечную.

Пэтси смотрела остекленевшим тяжелым взглядом и непереставая жевала резинку, отчего ее челюсть казалась совсем квадратной. Потомона сунула в рот сигарету и щелкнула зажигалкой. Волосы у нее на голове быливысоко взбиты, как для выступления, а губы густо намазаны розовой помадой с перламутровымотливом.

"Всем, небось, хочется знать, о чем мы тамговорили", – сказала она, и я впервые услышал, что у нее слегкаподрагивает голос. Впрочем, другие, скорее всего, этого не почувствовали.

"Сеймор говорит, ты хотела попроситьденег", – сказала Жасмин.

"Да, мне нужны деньги, – огрызнулась Пэтси, –и дело не в том, что он не мог их дать. Мог бы. Вот погодите, еще зачитают егозавещание. У него было полно денег, а что он с ними делал? Но он вовсе не из-заэтого начал кричать на меня и ругаться, а потом, схватившись за грудь, упал ипомер".

"А из-за чего?" – поинтересовалась Жасмин. Онаопустилась на старую табуретку Папашки, подвинув ее к обтянутой сеткой двернойраме.

"Я сказала ему, что больна, – ответилаПэтси. – Я сказала ему, что ВИЧ-инфицирована".

Наступило молчание. Потом Большая Рамона перевела на менявзгляд и спросила:

"О чем это она?"

"О СПИДе, Рамона, – ответил я. – У нееВИЧ-инфекция. Это означает, что она подцепила вирус и теперь в любую минутуможет умереть от СПИДа".

"Заболела я, – вновь заговорила Пэтси, – аумирает он, и все из-за того, что рассердился на меня, рассердился на то, что яподхватила этот проклятый вирус. А вообще-то, конечно, он умер от горя. От горяпо Милочке".