— Все возможно. — Но лейтенанту не хотелось будитьв Пакстон несбыточные надежды. — Хотя и маловероятно. Мне кажется, пленныеим были ни к чему, скорее они старались как можно больше убить. И это имудалось, — печально добавил он, по-прежнему стоя в дверях. Пакстон так ине пригласила его войти. Он был похож на вестника смерти, и ей не хотелосьвидеть его ни минуты больше.

— Где это было?

— Мы прошли через леса Хобо к Трангбангу, а оттуда кТайнинху, это почти на границе с Камбоджей. Там это и произошло.

Слушая его, она опустилась на стул и закрыла лицо руками.

Она старалась убедить себя, что Тони больше нет, но немогла.

Можно ли пережить это снова! Нет, только не с Тони. Это былоужасно и с теми, другими. Но с Тони все было иначе, с ним было все — доверие,полное взаимопонимание, когда не нужно слов. И сейчас ей по-прежнему казалось,что он жив, и Пакстон сама не знала, откуда идет эта уверенность, и уж темболее не могла объяснить этого человеку, стоявшему сейчас в дверях. Она моглатолько поднять на него глаза и просто поблагодарить за то, что он пришел. Былобы хуже, если бы она узнала об этом от кого-то другого. И все же ею овладелоочень странное чувство. В те прошлые разы она с самого начала знала, что ихбольше нет. Она тосковала, грустила, оплакивала.

Но никаких сомнений в их гибели не оставалось. Теперь ейэтого не сказали, сообщили только, что он пропал во время тропического ливня.Это какой-то бред. Может быть, утром он вернется.

После того как лейтенант ушел, Пакстон легла на кровать,которую они с Тони делили последние десять месяцев. Она бы не удивилась, еслибы дверь открылась и ей сообщили, что произошла ошибка и Тони жив. И онадействительно верила в это.

Так продолжалось несколько дней. Пакстон не могла заставитьсебя даже плакать, потому что до сих пор не поверила в то, что он погиб. Онапродолжала двигаться как зомби — писала статьи, читала телетайпы, ходила налетучки в офис «Ассошиэйтед Пресс», даже участвовала в небольшом выезде.Теперь, по прошествии двух лет, в Сайгоне ее знали все. Пакетов, бесспорно,была самой хорошенькой из всех журналисток и, кроме того, самой молодой италантливой, что подтверждала награда, которую Пакстон получила в Калифорнии.Но все это ее нисколько не волновало, она моментально забывала о таких мелочах,и те, кто знал ее ближе, понимали почему. Тони пропал, и Пакстон как будтоумерла. Она продолжала двигаться, работать, говорить, но жизнь ее кончилась. Насвете не осталось ничего, что ее заботило бы. Люди, которых она любила,покинули ее, умерли и забрали прошлое с собой. А без Тони у нее больше не былони настоящего, ни будущего.

Второго мая Пакстон позвонил брат и сообщил, что умерламать. Это произошло неожиданно, после операции на желчном пузыре, о которойПакстон даже не знала. Джордж считал, что сестра должна приехать и помочьАллисон. Пакстон пообещала перезвонить ему и в тот же вечер выехала в Кучи. Онахотела узнать у лейтенанта, не появилось ли новых сведений о Тони.

Нет, никаких новостей не было. Известно было не больше, чемв апреле. Семью Тони уже официально известили. Сержант Антонио ЭдуардКампобелло числился пропавшим без вести.

— Что, черт возьми, это значит?! — набросилась онана лейтенанта, забыв о его чине и проявленной им доброте. — Какого дьяволамне-то теперь делать? Ждать его здесь? Искать самой? Помогать вам? Ехать домойи ждать там? — кричала она и в первый раз разрыдалась. Пакстон больше немогла скрывать правду от самой себя. Он не вернулся и, возможно, не вернетсяникогда. Она начинала это понимать. И, помолчав, хрипло спросила:

— А вдруг он все еще там — раненый?

— Вряд ли, — тихо ответил лейтенант. —Пакстон, я думаю, он погиб. Видимо, мы просто не смогли найти его тело.

Я очень сочувствую вам. — Он подошел и коснулся ееруки.

Она отстранилась, как будто своим состраданием он толькоусиливал ее муки. — Знаете что? Мне кажется, вам надо уехать отсюда. Длявсех нас есть предел. Для всех. Самые рассудительные уезжают, когда чувствуютего приближение, другие задерживаются. И это не правильно. Вы и так пробылиздесь практически два срока. Этого достаточно, как вы считаете? Тони собиралсяв июне возвращаться и хотел вернуться вместе с вами.

Так почему бы вам действительно не уехать в июне домой? Еслимы что-то узнаем, я вам позвоню, клянусь.

Пакстон кивнула и долго всматривалась в его лицо, а потомвышла из кабинета. Она знала, что лейтенант прав. Пора домой.

Возможно, на этот раз навсегда. Без Тони. Во Вьетнаме онаповзрослела. Она приехала сюда девчонкой с разбитым сердцем, друг которойпогиб, и она хотела понять почему. Но ответов она не нашла, нашла только новыевопросы. И вот ей уже двадцать три, она потеряла уже троих на этой войне, дажечетверых, если считать Ральфа, потеряла друзей, коллег и даже тех, на которыхпри жизни не обращала особого внимания, как на Нигеля. Кроме того, она потерялаздесь часть себя, и эта потеря была безвозвратной. Но кое-что она и приобрела.Пакстон обрела правду, обрела умирающую прекрасную страну, когда-то чудеснуюземлю, которую теперь постепенно уничтожали. Но она видела ее, когда та ещесуществовала. И она любила Тони, пока он был жив. И где бы он сейчас нинаходился, живой или мертвый, для нее он так и не стал пропавшим.

Она знала, что будет любить его вечно, его и Вьетнам.

Последний день в Сайгоне прошел как сон. Казалось дажестранным, что после того, как Пакстон твердо решила уехать, делать ей здесьбыло почти нечего. После обеда она попрощалась со всеми в офисе «АссошиэйтедПресс», а уходя оттуда, уже едва могла говорить, потому что продолжаланеотступно думать о своих потерях, о Ральфе и о Франс, об их двоих детях.

В последний раз она зашла в «Чашку чая», а потом, будтонарочно, оказалась на террасе «Континенталь-палас». Настырные и крикливыепопрошайки больше не пугали, только угнетали. Потом она поехала прощаться кЖан-Пьеру. Больше ехать было не к кому. Люди, которых она любила, ушли — каждыйпо-своему.

Пакстон села и выпила с Жан-Пьером, но тот и так уже изряднонакачался и все время болтал с ней о Нигеле, которого тоже уже давно не было,и, глядя на Жан-Пьера, Пакстон подумала, неужели и она сама, останься оназдесь, станет такой же, как Жан-Пьер, — изломанной, испитой, сбитой столку, с тоской в глазах. Те, кто оставался здесь, часто становились такими, нои те, кто уезжал, никогда уже не станут такими, какими были раньше. Но ктоостался, а кто ушел? Погибшие? Те, кому удалось выжить? Отсюда не ушел никто.Возможно, конец для всех одинаков. Никто не победил. И никто не победит.

— Ты еще вернешься? — Жан-Пьер оторвался отстакана и взглянул на Пакстон почти трезво.

Она покачала головой. На этот раз она это знала точно. Да,трудно думать о возвращении домой. Но это уже не тема для размышлений. Тут нетни вопросов, ни ответов — она должна ехать домой и пытаться строить свою жизньтам. Разумеется, она понимала, что не успокоится, пока не узнает все о Тони.Однако очень может быть, что из Штатов наводить справки окажется даже проще.Там есть люди и целые организации, занятые, поисками пропавших без вести,потерявшихся и пленных.