— Я тоже собираюсь на днях домой, — добавилЖан-Пьер почти про себя. Но он не знал, что ему делать дома, как не знала иПакстон. Люди, которых она любила, умерли здесь, за исключением Тони, а теперьи он ушел, может быть, навсегда. Но и в Штатах теперь все пойдет по-другому. Еемать умерла. И больше ничто не связывало ее с Саванной.

Пакстон попрощалась с Жан-Пьером и пошла вниз по Тудо котелю, в ее душе продолжалась отчаянная борьба.

Она впитывала такие знакомые звуки и запахи; она засмеялась,увидев, как на площади американский солдат учит мальчишек играть в футбол. ВТан Сон Нхат все время устраивали такие игры, и она пару раз ходила на них сБиллом, а вот Тони их не особенно любил. Он был слишком нервным, быстрым, емухотелось говорить, думать, спорить, философствовать, а не сидеть и смотреть,как люди играют в бейсбол. Он старался, пока они вместе, передать ей как можнобольше своих знаний — о жизни, о людях, о войне, о том, что все, что тыделаешь, нужно делать как можно лучше… Теперь это стало частью ее самой. Онавсе еще помнила то, что он говорил ей… идеи, которые они разделяли… и ночь,когда они принимали ребенка Франс. Все это теперь казалось сном.

Пакстон шла по коридору «Каравеллы» и вспоминала тот день,когда он впервые пришел сюда к ней. Ту неловкость сначала — как трудно имдались первые шаги, но как счастливы они стали потом… И как прекрасно было вГонконге. Она все еще носила рубиновое кольцо и всегда будет носить. Точно также, как и браслет Билла. И медальон с ошейника собаки Питера будет всегдазаперт Вместе с ее бумагами. Подобно тому, как другие носят локоны, обрывкивоенной формы и браслеты с именами любимых. И хотя эти реликвии напоминали окаком-то страшном ударе, от этого они становились еще дороже для тех, ктоостался в живых и для кого еще все не кончилось.

Когда Пакстон паковала чемоданы и откладывала книги, которыесобиралась оставить друзьям, ей казалось, что ее окружают призраки. Оназабирала с собой очень мало, только кое-что на память — то, что никто не мог унее отобрать.

На следующее утро она взяла такси и поехала на базу Тан СонНхат, где ожидали отправки все отбывающие домой. Рядом стояли вьетнамскиедевчонки, плакавшие о своих американских друзьях, и большие здоровые мальчишки,которые едва могли дождаться самолета; тут же находились и раненые. Среди нихмногие отделались легко — их раны были на виду: перебинтованная рука,отсутствующая нога, пара новых костылей. Другие, отправлявшиеся домой безвнешних увечий, в действительности были поражены куда более тяжело. Просто ихраны, как и зияющая рана Пакстон, не были видны.

Когда самолет поднялся и они пролетали над Сайгоном, Пакстонпосмотрела вниз, и у нее перехватило дыхание.

— Чао онг, — прошептала она, когда самолет взялкурс на Штаты. — До свидания, Вьетнам… до свидания… Я на самом деле люблютебя… — Закрыв глаза, она почти почувствовала, что Тони здесь, с ней рядом. Онаказалась себе предательницей, ведь она бросила его. Но все старались уверитьее, что он погиб, и ей пришлось заставить себя в это поверить.

Но все равно выбора теперь не оставалось: Пакстон нужноехать на похороны матери. И самое странное заключалось в том, что онасовершенно ничего при этом не испытывала. Она вообще ничего не ощущала, крометой окаменевшей части своего сердца, которая еще любила Тони. Пакстон знала,что все еще любит его, всегда будет любить, но он забрал с собой часть ее души,как и все они.

Самолет летел из Сайгона в Мидуэй, а оттуда в Сан-Франциско.Но Пакстон не позвонила ни в газету, ни Вильсонам.

Они, конечно, знали, что она возвращается. Но она сразу жепересядет на другой самолет и полетит в Саванну. Она вернется в Сан-Францискочерез несколько дней, и тогда придется решать, как она дальше будетсотрудничать в газете. «Вьетнамские репортажи» уже написаны, и с этим теперьпокончено навсегда.

В четыре Пакстон вышла из самолета на поле Трэвис в Саванне,взяла чемодан, вызвала такси и назвала адрес дома, в котором выросла, — вкармане по-прежнему лежал ключ. Дома никого не оказалось. Новая служанка ушла,когда умерла мать, — что ей было делать. Войдя, Пакстон почти сразупозвонила Джорджу и только потом со вздохом присела в знакомой кухне. Вхолодильнике ничего не было, удивительно мало оставалось и в буфете. Но Пакстонбыло все равно. Возвращение оказалось более болезненным, чем она ожидала.Вернуться сюда — значило вспомнить прошлое, которого больше не было,несбывшееся, которого не было никогда.

Пакстон приняла душ, переоделась и пошла в похоронное бюро вцентре города. Там она встретилась с Джорджем, а затем прошла к гробу. Онастояла и смотрела на мать, не чувствуя абсолютно ничего, кроме сожаления онесчастной женщине, прожившей жизнь, но так и не научившейся по-настоящемулюбить и быть любимой. А вот отец Пакстон был другим — он жил и любил сильно. ИКвинн отдал все, что должен был отдать… и Ральф жил на всю катушку… и дажеФранс… и Питер… и Тони… Но эта женщина никогда ничего не делала, только ходилав клубы, а сейчас и этому пришел конец.

— Ты такая измученная, — прошептал Джордж.

Пакстон мрачно взглянула на него. Он вырос таким же, какмать. Он едва поцеловал сестру, едва обнял и даже не спросил, как она, атеперь, после всего, что ей пришлось пережить, еще и удивляется, что онакажется измученной.

— Ты даже похудела.

Она улыбнулась.

— Наверное. Во Вьетнаме вообще-то несладко.

«Мины, снайперы, самоубийцы, парни, пропавшие без вести,совсем как у вас в центре Саванны», — подумала она. Они стояли рядом сгробом матери и спокойно разговаривали.

— Как Аллисон и дети? — Пока ее не было, у нихродился второй ребенок. Каким далеким казалось сейчас все это Пакстон!

— Прекрасно. Она заходила сегодня вечером, но детиприболели.

Все казалось бессмысленным. Мать уже никогда ни о чем неузнает.

Вечером приходили люди с соболезнованиями, по большей части,дочери Гражданской войны. А на следующий день в епископальной церкви св. Иоаннапрошли помпезные похороны. Края гроба поддерживали мужья ее подруг. Все прошлодостойно и солидно, как и хотела мать.

Единственное, чего желала Пакстон, — покинуть Саванну.

Пребывание в пустом доме действовало на нее угнетающе. Онасказала брату, что он может распоряжаться домом как найдет нужным, ей былоабсолютно все равно. Она ни на минуту не могла себе представить, что переедет вСаванну.

— Вдруг вы с Аллисон захотите сюда перебраться.

— Этот дом для нас маловат, — вежливо ответилон. — Хочешь забрать что-нибудь из вещей?

У матери было несколько ниток жемчуга, часы с бриллиантами,которые ей подарил отец, несколько пар серег, это были воспоминания, но Пакстонстало дурно при мысли, что она сейчас начнет рыться в драгоценностях.

— Выбери что-нибудь для Аллисон, а остальное пришлимне.