— Пожалуй, — он прокашлялся, — я бы взялмеховой жакет.

Жакету было лет десять, не меньше, и он безнадежно вышел измоды. Пакстон взглянула на брата с сожалением, она хотела было сказать, чтолучше бы он купил жене новый, но промолчала.

— Вот и хорошо.

Сама Пакстон была немного выше матери; да и вообще, она низа что не стала бы носить ее одежду. Вещи не имели для Пакстон никакогозначения.

— Что ты собираешься теперь делать? — спросилДжордж сестру, которая осталась для него чужим человеком. Он так и не понял,зачем она почти два года просидела во Вьетнаме, правда, его приятно удивило,как хорошо и складно она пишет — он с интересом прочитывал все ее колонки,когда их перепечатывали газеты Джорджии.

— Еще не решила.

Она взглянула на него со вздохом, пытаясь представить, чтобы сказал о нем Тони. Скорее всего эти двое мгновенно возненавидели бы другдруга. Тони был слишком искренним, прямым и честным, чтобы мириться сбессмысленными речами Джорджа.

— Завтра я возвращаюсь в Сан-Франциско, поговорю вредакции, посмотрю, что у них на уме. Наверное, первое время, как и все, будуне у дел. Как и в прошлом году.

— Но ты не поедешь туда обратно? — Он смотрел насестру, пытаясь вспомнить, понимал ли он ее когда-нибудь. Если бы он высказалэту мысль вслух, Пакстон сразу бы ответила, что этого никогда не было.

— Не думаю. Я собираюсь остаться в Штатах.

— Я, по правде говоря, никогда не понимал, чего тебятуда занесло… хотя… Ну да, этот погибший парень… но это же не причина, чтобыехать в Сайгон.

— Наверное, нет.

Однако это почему-то удерживало ее там почти два года.

Дело было не только в переживаниях, связанных с войной, онадолжна была рассказать обо всем так, как оно есть. Возможно, причина в этом.

— Как бы там ни было, я дам о себе Знать. — Она пожелалабрату спокойной ночи, и он сухо поцеловал ее на прощание.

Утром, выйдя из дома, Пакстон заперла дверь и бросила ключ впочтовый ящик. Ей он больше не нужен. Она попросила Джорджа выслать ей вещи,когда она сможет сообщить свой адрес в Сан-Франциско.

Уезжая из Саванны, она чувствовала себя окаменевшей, какбудто ее залили гипсом. Она превратилась в существо без дома, без корней, безверы. Если бы у брата хватило ума задуматься над этим, он посчитал бы странным,что человек, проживший всю жизнь под одной с ним крышей, вдруг оказался почтибездомным. «Все, возвращаясь из Вьетнама, испытывали то же самое». Онивозвращались, но не хотели ехать домой, не понимали, куда ехать, что делать ичто будет, когда они снова увидят своих.

Точно такие же чувства сейчас испытывала она, прилетев вСан-Франциско и остановившись в маленькой гостинице. На этот раз в отеле«Вермонт» ее уже не ждал зарезервированный номер, не было и приглашения кВильсонам на обед. Через несколько дней она решила позвонить Габби. Но никак немогла придумать, о чем будет с ней говорить. Что можно рассказать… о Франс… оРальфе… о Билле… о Тони… Как вы объясните это тому, кто спокойно сидел дома,ходил на званые обеды и футбольные матчи? Это невозможно.

Пакстон встретила Эда Вильсона в редакции, они поговорили оперспективах работы, и лучшее, что он мог ей предложить, это колонка местныхновостей. В каком-то смысле это все же был маленький город и маленькая газета.

— Жизнь в стране теперь пошла спокойнее, люди больше нехотят слышать о войне, Пакстон. Они устали. Устали от шума, демонстраций, отжалоб. Похоже, грядут спокойные времена.

Но он оказался не прав. Эд не принял во вниманиестолкновение во время антивоенной демонстрации в Кентском государственномуниверситете, штат Огайо, в результате которого были убиты четверо студентов иранены восемь человек — членов Национальной гвардии. И значит, оказалась праваПакстон — американцам вьетнамская война вовсе не стала безразлична, напротив,она ощущалась всей страной болезненно, как открытая рана.

«Нью-Йорк тайме» значительно облегчила Пакстон проблему сработой. В сущности, «Морнинг сан» сделала для нее очень многое. Эд Вильсон далей возможность поехать в Сайгон, когда она была еще совсем зеленой, какмолоденькое деревце. Но теперь она переросла «Морнинг сан». Пакстон получилапредложение из «Тайме» — ее командировали в Париж, где она должна следить заходом мирных переговоров. Предполагалось, что Пакстон сама приедет в Нью-Йорк иобговорит все детали.

И само предложение, и оплата казались очень заманчивыми.

Пакстон услышала множество комплиментов по поводу ее колонкив «Сан». Оказывается, теперь ее считали чем-то вроде эксперта по Вьетнаму.

В такое везение было трудно поверить, и, положив трубку, онасмеялась, как ребенок. Как бы она хотела рассказать обо всем Тони… Всю ночь онадумала о нем, в тишине разговаривая с ним, где бы он ни был. А затем онприснился ей — он полз через кусты, продирался сквозь заросли, прятался втуннелях. И лишь проснувшись, Пакстон поняла, что это был только сон. И все жеинтуиция по-прежнему подсказывала ей, что он не умер, что он жив. Иногда ейказалось, что это происходит просто потому, что мысль о смерти ей большеневыносима. Но как бы там ни было — она чувствовала это.

Эд Вильсон искренне обрадовался, когда Пакстон сообщила емуо предложении «Тайме». И одновременно испытал большое облегчение — онпредчувствовал, что, останься Пакстон в Сан-Франциско, она скоро станет длянего серьезной проблемой.

Как и многие вернувшиеся парни, она не знала, ни куда себядевать, ни чего она хочет на самом деле. Как будто Вьетнам подорвал их силы,разрушил жизненные цели и позиции. Он отнял у них уверенность, рассудок и всеостальное. «А вдруг это наркотики?» — подумал он. Возможно, кто знает. Но чтобы это ни оказалось, он был рад, что Пакстон уезжает. Это была уже не прежняядевчонка. Она стала сильнее, горше, печальнее, и чувствовалось, что в потаеннойглубине души по-прежнему живет гнев. Эд пожелал ей удачи, и Пакстон попросилапередать от нее привет миссис Вильсон и Габби. Она так и не увиделась с ними. Ине переживала из-за этого: ей было легче не притворяться, что ее интересуют темелочи, которые составляют их жизнь. На самом деле они стали ей безразличны.

В Нью-Йорке Пакстон встретилась с несколькими журналистамииз «Тайме», ее поселили в отеле «Алгонкин». Там останавливались журналисты,писатели, драматурги, было и несколько бизнесменов — в целом оченьразношерстная и интересная публика. Они приходили и уходили, но Пакетом ни скем не знакомилась. Ее вполне удовлетворил разговор в редакции «Тайме» о том,что от нее требуется. Они хотели правдивых репортажей из Парижа, какой быоборот ни приняли переговоры. Помимо этого, ей заказали интервью с лейтенантомКелли, кроме того, их интересовало все, что она думает о проблеме Вьетнама. Отнее ждали сильных слов и захватывающих материалов вроде тех, какие онаприсылала после совместных выездов с Ральфом, поездок в Дананг, Лонгбинь, Кучии в другие места, которые стали так много значить для нее за два года,проведенные там. Им все было нужно. Прошлое, настоящее и будущее, пока наконецне кончится война. Из Пакстон собирались сделать нечто вроде главногообозревателя по Вьетнаму, и она сама понимала, что о большем не может и мечтать.