И тут в мозгу блеснуло понимание: блестки, которые гаснутсразу, — это дальние галактики, а те, которые успевают проползти чуть, этоближайшие, он успевает увидеть их от рождения до смерти. В этот короткий мигукладывается время в десятки миллиардов лет, вот так видит мир этоСверхсущество, вот так его может видеть… и видит время от времени Таргитай.Наверное, сейчас так смотрел, потому, так…

Все исчезло, он завис в черноте космоса. Настоящей черноте,хотя в невообразимой дали иногда поблескивали мельчайшие искорки. Одна, онвидел отчетливо, даже проползла чуть, прежде чем погаснуть, похожая на слабогосветлячка на далеком дереве.

Он ощутил прикосновение Таргитая и тут же как будто скакнулна пару сотен килопарсеков. Вдали движется облако звездной пыли, егозакручивает, как смерч, незримый ураган, звездная пыль сворачивается в жгуты,там возникают звезды, получается самая обычная спиральная галактика, каких прудпруди… Олег уверяет, что во Вселенной таких сто миллиардов, галактика вертитсяс бешеной скоростью, иные звезды вылетают как пули, некоторые становятсяспутниками галактик, других выбрасывает… Галактика пронеслась мимо, беззвучновзрываясь множеством сверхновых, на глазах старела. Но, прежде чем скрылась, Мракувидел, как звезды вылетают из нее все чаще, остальные выгорают, гаснут,превращаются в черные звезды, но и они рассыпаются на элементарные частицы…

Полными ужаса глазами он смотрел на эту черноту, сквозькоторую проносились эти блестки, что на самом деле не блестки, а галактики, чьяжизнь длится десятки миллиардов лет. Он отсюда видит их рождение и смерть. Таквидит Таргитай. Но Таргитай не знал страха, он может смотреть на все это и неморгнуть глазом…

Таргитаю не страшна мысль, что ангстрем — это мало, амегапарсек — бесконечно много. Его не пугает, что вот эта галактика, чтородилась из звездной пыли, успела прожить примерно двадцать-тридцать миллиардовлет… что не в силах представить разум человеческий. И хорошо, что не в силах,ибо когда попытается представить…

Мрак ощутил, что космический холод сковал ноги, оттудавсегда идет смерть, ибо слабеющее сердце в первую очередь перестает подаватькровь в конечности, а вот сейчас похолодел низ живота, холод поднимается выше…сейчас охватит сердце и… все.

В мозгу блеснула слабая искорка, что подобное с ним ужебыло, тогда еще была женщина, он даже помнит ее лицо…

Жуть была в том, что он понимал. Хуже того — чувствовал.

Он отвел взгляд в сторону, наткнулся на облако блестящейпыли, что вынырнуло светящейся точкой и неслось, увеличиваясь в размерах, прямона него. В облачке появились комки, начали слипаться, возникли волокна, струи,становились все четче, ярче, выразительнее. В середине появился светящийсякомок, самый крупный, а вокруг него все еще блистала заметно поредевшая пыль.

Судорога стиснула Мрака, но он все не мог отвести взор.Светящийся ком — дозвездное ядро галактики, даже не ядро, а вся галактика вэтом ядре… Но вот заблистали крохотные точки, ядро начало расслаиваться. Этопоявились звезды, расходятся, снова появляются рукава, спирали, чуть ли не каккольца у Сатурна, и вот уже настоящая галактика летит, нарядная, как елочнаяигрушка, сверкает, блестит, вертится с огромной скоростью, как шутиха нановогоднем празднике… Но вот блестки вспыхивают все чаще и чаще сверхновыми,затем превращаются в черные звезды и пропадают из вида, снова туман, толькотуман, но и тот рассасывается в черноте Вселенной…

Сколько длилась эта жизнь галактики: пять, семь, десятьсекунд?… В мозгу проступила вялая мысль: а сколько живет в теле человекаэритроцит?… Галактика похожа на него даже формой… А где в этой галактике мнеместо, мне, Мраку? Где там можно поместить вообще человечество?

Холод заползал в сердце глубже, настоящий холод небытия.Мрак все чувствовал, понимал, смирился, ничего уже нельзя сделать… и тут что-тодревнее, стыдное, мохнато-звериное, захваченное с собой из бог знает какихпещерных и допещерных времен забарахталось, запаниковало в смертельном слепомужасе, сердце ему жалко, выставило барьер на пути подступающего холода,подпиталось жаром, затрепыхалось сильнее, спасительное тепло потекло по всемутелу.

Мрак увидел рядом бледного как смерть Олега, застывшиеглаза, ощутил холод его тела, ухватил за плечи, встряхнул, заорал яростно:

— Очнись, трус!… Ты предаешь Лиску!… Ты предаешь… всехпредаешь, гад!

Олег трепыхался в его руках, вялый и безвольный, кактряпичная кукла. И нейтронная шкура куда делась, Мрак чувствовал под пальцамислабую плоть, которую едва не раздавил, как желеобразную медузу. Мрак орал,тряс, даже пинал, и наконец под пальцами тело вздрогнуло, уплотнилось. Лицочуть ожило, а хриплый голос спросил жалко:

— Лиска?… А Лиска… почему?

— А потому! — выкрикнул Мрак.

— Ты предашь и деда Тараса, и Боромира, и Громобоя… всех,если сейчас вот не скажешь, что все это фигня на постном масле, а нам надопоесть, почистить сапоги и идти дальше!

Олег повернул голову, зеленые глаза встретились с синимиглазами Таргитая.

— Тарх, — проговорил Олег мертвым голосом, —нам надо поесть, почистить сапоги… Мрак, какие сапоги?

— Хромовые! — выкрикнул Мрак.

— По сто рублей за сапог!

Олег посмотрел на свои ноги, потом с недоумением на Мрака.Таргитай смотрел на них с восковым лицом, не шевелился, но бесшумно возникстол, запахло жареным мясом с чесноком и луком, на широком блюде появилсязажаренный кабанчик, почему-то брюхом кверху, словно какая-то безродная курица.Блеснули, соткавшись из пространства, два длинных ножа. Олег прошептал:

— Как здорово… Кто это сделал? Мрак хмыкнул:

— Кто, кто… Ты же и сделал! Давайте скорее есть, покане исчезло.

Его цепкие пальцы ухватили кабанчика. Послышался треск, вруках Мрака осталась толстая ляжка. В воздухе потек пряный запах. Желудок Олеганервно дернулся. Таргитай смотрел на стол равнодушно, однако в синих глазахпостепенно начал появляться слабый интерес. Олег взял нож и вырезал для себялевый бок с хорошо прожаренными ребрами. Зубы впились в жареное мясо излишнепоспешно, а когда сладкий ароматный сок потек в горло, внутри взвыло, он сталпожирать мясо с лихорадочной поспешностью, мысли о вечности и огромностиВселенной как-то отступили, стушевались, ушли на задний план. Они не исчезли,но существовали на далеком фоне. Очень далеком.

Таргитай сидел от стола в трех шагах. Вдруг оказался бок обок с Мраком, с вялым интересом протянул руку к истерзанному кабанчику. Егосиние глаза встретились взглядом с зелеными глазами Олега, тот смотрелнеотрывно, жадно, стараясь понять как можно больше, и Таргитай на кратчайшиймиг опустил ресницы, словно соглашаясь, позволяя, разрешая чуть-чутьприкоснуться к чему-то…

На самый кратчайший миг он стал Таргитаем, да и то лишь «поглиняному комочку, именуемому Землей». Ощутил свое непомерно огромное тело,сложнейший организм, в котором что-то двигалось, зарождалось, умирало,изменялось, переплавлялось и трансмутировалось. Он ощутил и голод в Уганде, ижажду перемен в Австрии, а когда кольнуло в той области, где часть его «я»между острыми пиками гор, он увеличил добычу нефти в Ираке, на ростнедовольства порнолитературой ответил засухой в Средней Азии, поспешно вырастили бросил тучу саранчи на долину Евфрата, после чего ощутил острую нехваткуцезия в рудниках Килигарда, но перевести одни металлы в другие не удалось, таккак на метеоритный дождь со стороны созвездия Леонид пришлось ответить ростомваххабизма и выбросом стада китов в Гренландии, что тут же принеслостабилизацию на Мадагаскаре, но ухудшило рост бобовых в бассейне Амазонки…