– И мы вот так уедем?

– А что?

– Не заглянем к ней?

– Хочешь попрощаться?

Она захлопнула дверцу и пошла по улице. Я несколькомгновений сидел за рулем, торкесса уходит по направлению к дому Виолы, яругнулся, выскочил из машины и побежал следом, недоумевая над причудами женскойсолидарности. Обе только вчера были готовы съесть друг друга живьем даже безсоли, теперь вдруг эта нежданная забота. Или потому, что отказался бытьтрахнутым? Тогда я поступил мудро, мудро. Иногда и принципы не всегдаподгаживают.

Услышав мои шаги, она не повернула головы, но я услышалвздох облегчения. Не умеют эти высоколобые притворяться. Учиться им еще иучиться, как говорил дедушка Ленин, все равно таких лохов никто на работу невозьмет.

– У меня на душе неспокойно, – сказала она тихо. – Вонее дом, почему-то шторки закрыты, как на ночь…

– Спит? – предположил я.

– Сейчас узнаем.

На крыльце пластиковый пенал с утренней газетой, две бутылкисвежего молока, кочан капусты и набор кремов для лица, рук, ног, век, носа,щек, от морщин и для дерьмолифтинга, от целлюлита и для омолаживающего эффекта,для жирной, средней, полусредней и полулегкой кожи лица, а также грязь длявызывания румянца.

Торкесса сказала дрожащим голосом:

– Неладно.

– Просто спит, – предположил я. – Женщины и кошки могутспать до обеда. Потом пожрут и опять спать.

– Грубый ты…

Я сильным ударом ноги распахнул дверь, прыгнул, кувыркнулся,держа пистолет в готовности для выстрела, снова кувыркнулся, быстро осматриваякомнату. За три кувырка все схвачено, четвертым я влетел во вторую комнату, пистолетв обеих руках. Палец на спусковой скобе, нервы в боевой готовности, над головойчто-то шевельнулось, я моментально послал туда пулю. Раздался гортанный вскрик,на землю шлепнулся окровавленный ком мяса, величиной с бывшего попугая, аразноцветные перья продолжали кружиться в воздухе, как сказано вимператорско-самурайской хокку из Золотой Книги Изящной Поэзии: «Кружатсяперья, ну и хрен с ними».

В третьей комнате подозрительная тишина, я за три кувыркапреодолел ее по диагонали, сшибив по дороге стол. За спиной закачалась огромнаяваза на тонкой подставке, но я уже в красивом кувырке влетел в четвертуюкомнату. В голове слегка как у Хлестакова, даже как у Нагульнова в началеколлективизации, но пальцы пистолет сжимают, словно билет МММ в период расцветастроительства вне-египетских пирамид. Я прыгнул через спинку дивана, почему этоон посреди комнаты, ах да, домашний кинотеатр, долби сурроунд, аквариум на тойстороне, допросить бы рыб, говорят, что специалисты умеют извлекать информациюиз их глаз, там все записывается, как на многослойном дивидишнике.

В восьмой комнате я едва не выстрелил в проем распахнутойдвери, мелькнула тень, кувырком ушел в сторону, пистолет наготове, от другойдвери донесся голос:

– Гакорд, это я, Лилея!

Она вошла опасливо, я кувыркнулся из-за кресла, спросилбыстро:

– Ничего подозрительного?

– Нет, – ответила она. – Разве что подвал чересчурвелик…

Я прыгнул через софу, перекувыркнулся под столом и, насекунду замерев с пистолетом на изготовку, кувыркнулся через подставку для лазерныхдисков.

– А чердак?

– Ты и это знаешь? – удивилась она. – Да, есть ичердак. Туда металлическая дверь, замаскированная под дерево из дуба. А ты чегокувыркаешься?

– Мы же в логове врага, – объяснил я. – Как же иначе?..Это инстинкт. Это больше чем инстинкт. По-иному я просто не могу.

– Ты прирожденный воин, – произнесла она с уважением.

– Ага, – ответил я и кувыркнулся, это в самом делесильнее меня, организм чувствовал, что мы во вражеском доме, как же – Англия,прихвостень заокеанской Империи Зла, и кувыркался, избегая возможных выстрелов.И хотя умом понимаю, что в этой комнате уже точно никого, можно бы ипо-человечески, но организм предпочитает слушаться старшего в доме, то естьинстинкта. – На чердак не ходи, там ее спальня. И вообще это не чердак, амансарда. С окнами во все стену, чтобы света много, художники всегда селились вмансардах.

Она насторожилась:

– Почему нельзя туда, если там ее спальня? Ты тамоставил свои трусы?

– Ты их еще не видела, – огрызнулся я. – Но еслинастаиваешь, я покажу, что они все еще на мне…

– Не настаиваю, – поспешно сказала она, – а мечтаю!

– В другой раз, – сказал я, – когда сам решу! Этивопросы у нас решают мужчины.

– Буду покорно ждать, – ответила она. – А почему нельзяна чердак?

– Потому, – сказал я зло, – что она лежит в луже кровина кровати! Чуть наискось, одна рука закинута за голову, волосы в красивомбеспорядке по всей подушке, кровь все еще течет из ужасных ран, но она мертва.Мы не успели. Кровью пропитано все ложе, красная струйка медленно сбегает подальней ножке, там уже небольшая лужица.

– Откуда ты все знаешь?

– Эх, дорогая… Видела бы ты столько, сколько перевидаля!

Она распахнула хорошенький ротик, губы стали пухлыми исочными, а большие невинные глаза растопырились до размеров суповых тарелок.

– Ты?.. Когда ты успел? У нас на планете живут дольше.

– Жизнь меряется не длиной, – изрек я, – а наполнением.Возвращаемся, нас ждет машина. Или ты хочешь, чтобы и мы не успели?

Она выбежала из дома с такой скоростью, словно на ней горелоплатье. Когда я подошел к машине, она уже смирненькая рядом с креслом водителя,руки на голых коленях, взгляд вперед, вылитая монашка. Мотор тихонько заурчал,я снял с ручника и разрешил машине везти нас по проселку в направленииавтострады.

– Везде застой, – прошептала она потерянно, –деградация… все превратились в мыслящие растения, но и тогда страдают, потомучто корни повреждают почву… И только вы, земляне, отважно и беспечно идетедальше. Как? Как вам это удается?

Я угрюмо промолчал. Пока что еще держимся, но многие нерешаются на действие, ибо невинные дети с чугунными слезинками швыряют их начашу весов с такой силой, что трясется земля. А также наливается странной силойэтот непостижимый бред, как «а кто решать будет?», «а судьи кто?». И вот уже нашибогатыри: Муромец, Супермен, Бэтмен, Зигфрид, Роланд и тысячи-тысячи других –сидят в паутине, не решаясь сделать движение. Их едят вши, по ним ползают червии гусеницы, но зато о них неграмотные поселяне говорят, что были сильными, атеперь стали умными. Правда, говорят с брезгливым уважением, детей неподпускают близко, чтобы не стали такими же… мудрыми.

– Тогда понимаю, – пробормотал я, – почему у нас встране, вообще на планете, столько несуразицы… Кто, как не инопланетяне,придумали такие дикости, что ни в одни земные ворота… я говорю о демократии,непротивлении злу насилием, политкорректности, всеобщих выборах, долларе… Черт,много вы тут дров наломали, идиоты с высшим образованием!