- И снова ты не права. Мы познакомились в санатории, тымне понравилась, я тебя разыскал, тем более что при прощании ты оставила мнесвои координаты. Ты рассказала мне, что раньше была следователем, а я, в своюочередь, поделился с тобой замыслом книги о милиции. Что может бытьестественней в таком раскладе, чем твоя готовность помочь мне спрофессиональными деталями? Не вижу ничего опасного.

- Андрюша, ты забываешь, что имеешь дело не списателями, а с офицерами МВД. Да, они будут думать точно так же, но потомпоставят не точку, а запятую, и продолжат; но на всякий случай надо проверить,так это или не так. И если ты хоть одним взглядом, хоть одним звуком выдашьсебя и дашь понять, что ты вспомнил или что мы с тобой давно знакомы, вся твояконспирация полетит к черту.

- Могу тебе гарантировать, что я ничем себя не выдам, -гордо пообещал я. - О том, что память вернулась, будешь знать только ты.

- Более чем достаточно, - усмехнулась она. - Я могусделать только один неосторожный шаг, обронить одно неосторожное слово - и наэтом все закончится. Конечно, я постараюсь быть максимально осторожной, но датьтебе стопроцентную гарантию не могу. Это слишком большая ответственность. Тыдаже не понимаешь, как легко нас с тобой подловить. Поверь мне, я же все-такибывший следователь. Мы будем покупать в магазине продукты и обмениватьсярепликами, а рядом будет стоять человек, вслушивающийся в каждое наше слово.Или мы будем сидеть в ресторане, а за соседним столиком будут находитьсяслухачи. Пойми, мы не сможем на двадцать четыре часа в сутки перевоплотиться впарочку, знакомую всего пять месяцев и практически не имеющую общего прошлого,кроме нескольких недель, проведенных в санатории. Такое перевоплощение требуетколоссального напряжения и постоянной сосредоточенности, чтобы это суметь, надодолго учиться и тренироваться. Мы с тобой не сможем.

- То есть ты боишься? - сердито уточнил я.

- Это не трусость и не пессимизм, Андрюша, это трезваяоценка наших с тобой возможностей.

- Хорошо, - я принял решение и почувствовал даже нечтовроде прилива сил, - мы с тобой уедем на дачу. Там нас никто не увидит и несможет подслушать, пусть думают, что я с тобой закрутил романчик на лонеприроды подальше от жены. И никаких резких шагов пока предпринимать не будем.

- Ты с ума сошел! - ахнула она. - Как это мы уедем надачу? А если твоя жена приедет?

- Не приедет.

- Ты не можешь быть уверен... Ты хочешь скандала?

- Я уверен. Она не приедет. А если даже и приедет, тоскандала не будет. На сегодняшний день Лина пока еще слишком сильно хочетоставаться моей женой. Она все стерпит.

- Я не понимаю тебя... Ты так странно говоришь. Несчитаешь нужным объяснить мне свою позицию?

Чего ж тут объяснять? Ох, лучше бы я не вспоминал! Не зряЕлена почти два года вдалбливала мне в голову, что с нами происходит только то,чего мы боимся, что мы своими страхами сами навлекаем нежелательные события,что мысль обладает невероятной созидательной силой и способна формироватьреальность. Это казалось мне заумным эзотерическим бредом, и только тот факт,что Елена смогла вылечить себя сама, без помощи хирургов и всякой тамхимиотерапии, удерживало меня от резких высказываний. Елена без концаповторяла: если ты боишься оказаться униженным, стало быть, ты считаешь, что втебе есть такие качества, которые могут сделать подобную ситуацию возможной.Силач не боится быть побитым, потому что уверен, что у него нет слабых мест.Человек, который боится оказаться побитым, думает, что слабые места у негоесть. Если он воспринимает себя таким, то остальные люди именно так и будут кнему относиться. Если человек не считает себя достойным любви, его никто и нелюбит. Если человек считает, что его можно унизить, его обязательно унизят. Ябоялся оказаться униженным и вот сначала получил четырех подонков, а потом иисторию с Линой и ее молодым любовником.

У Лины в буквальном смысле слова отказали тормоза. Онаничего не соображала и совершала ошибку за ошибкой до тех пор, пока я больше несмог старательно закрывать глаза на ее роман. А видит бог - я старался изо всехсил, разборки и конфликты мне не нужны, и я уговаривал себя, что мне все этотолько кажется, что я себе напридумывал, что Лина - верная жена и прекраснаямать. Да, она поехала в Швейцарию делать пластическую операцию, омолаживаться истройнеть, но ведь любая женщина хочет хорошо выглядеть, ничего удивительного.Да, она окончательно перестала интересоваться сексом со мной, но мне-то этотолько на руку, как женщина она меня давно не будоражит. Да, ей чаще, чемобычно, звонит один и тот же мужской голос, но Лина вообще крутится в бизнесе,где мужчин больше, чем женщин, и все разговоры у нее по делу, а прислушиватьсяк интонациям не в моих правилах. Да, она уже дважды ездила отдыхать без меня,приводя при этом разнообразные, но весьма убедительные мотивы. Да, онаперестала приезжать на дачу, когда я уходил в трудовое подполье, хотя прежденавещала меня как минимум раз в три дня, готовила еду, стирала мое белье ирубашки и убирала дом. Но ведь она так занята, она работает с утра до ночи, а япрекрасно обхожусь своими силами, да и от работы не отвлекаюсь. И таких"да" и "но" набралось несколько десятков. Пока в одинпрекрасный день я не вернулся с дачи "вне расписания" и не застал еес любовником в самой недвусмысленной ситуации. Его возраст меня шокировал,совсем мальчишка.

Разумеется, никакого скандала не было, я молча повернулся иуехал назад, на дачу. Через час туда примчалась Лина и заявила, что разводитсясо мной. Вообще-то она умная и интеллигентная женщина, но стресс от пережитогополностью снес ее мозги, и она говорила такие вещи, которые мне лучше бы неслышать. В частности, я узнал, что мое рыхлое, дряблое тело не вызывает у нееничего, кроме отвращения, что рядом со мной ей не интересно бытьпривлекательной женщиной, потому что ей до судорог не хочется привлекать меня.Что рядом с этим юным могучим самцом она обрела вторую жизнь. Что я не имеюправа упрекать ее ни в чем, потому что сам, своими руками превратил нашусемейную жизнь в унылую, серую рутину: мы никуда не ходим, нигде не бываем, яотказываюсь от девяти из каждых десяти приглашений на театральные икинопремьеры, а на светские мероприятия хожу чаще всего один, и ей даже некуданадеть свои наряды и бриллианты; я ни с кем не дружу, и к нам не приходятгости, а перед моей матушкой ей неинтересно придумывать всяческие затеи, дабыпоказать себя превосходной и изобретательной хозяйкой; я перестал разговариватьс ней, делиться своими проблемами и обсуждать их, я всем своим видом показываю,что высокодуховному писателю скучно рядом с бизнесменкой-торгашкой. И далее попунктам... Мне-то казалось, что я так удачно организовал свою жизнь, веду себятак, как мне нравится, и Лину это полностью устраивает, а выяснилось, что вседалеко не безоблачно.

Разумеется, я тут же согласился дать ей развод. Линанесколько поостыла, поблагодарила меня за понимание и сказала, что черезнесколько дней уезжает в Шотландию на месячные языковые курсы, а послевозвращения, в середине мая, займется расторжением нашего брака и устройствомновой семейной жизни со своим неоперившимся птенчиком. Я со всем соглашался,высказав единственную просьбу ничего пока не говорить родителям: она-то уедет всвою Шотландию, ее там не достать, и все коллективные усилия по пропиливаниючерепа достанутся мне одному. А то, что пропиливание начнется и будетчрезвычайно интенсивным, я не сомневался, и родители Лины, и моя матушкавстанут в мощную оппозицию нашему решению развестись.