Холод и Рис бросились встать возле королевы. Каждый из нихвзял ее облитую кожей руку. Они приподняли королеву за локти и запястья иперенесли через блондина. Черная юбка всколыхнулась вокруг нее, мелькнуличерные нижние юбки и пара лакированных сандалий, оставлявших почти всю ногубосой. Стражи изящно поставили ее на пол, и я бы не удивилась, если бы в этотмомент заиграла музыка и появились из ниоткуда танцующие. Моя тетя вполне быласпособна на такие иллюзии.

Я упала на колено, и платье у меня оказалось достаточнопросторным, чтобы жест не вышел неловким. Материал должен был сразурасправиться, когда я встану, и это была одна из причин, почему я выбрала этоплатье. Подвязка выделялась под материей, но видна была только она – ножоставался скрыт. Я пока не стала склонять голову. Королева устраивала представлениеи хотела, чтобы на него смотрели.

Даже по современным меркам королева Андаис – женщинавысокая: шесть футов. Кожа ее сияла как полированный алебастр. Совершеннаячернота бровей и густых ресниц создавала поразительный контраст.

Я склонила наконец голову, потому что это от меня ожидалось,и держала ее склоненной, так что мне был виден только пол и моя собственнаянога. Слышно было, как шуршит по полу юбка королевы, как зацокали каблуки,когда она сошла с ковра на каменный пол. Почему у нее не было ковра от стены достены – не знаю. Нижние юбки похрустывали и шелестели на ходу, будто это былкринолин, царапучий и неудобный.

Наконец возле моей ноги показались колышущиеся складки юбки.Прозвучал голос королевы – сочное, низкое контральто:

– Привет тебе, принцесса Мередит Ник-Эссус, Дитя Мира,Погибель Бесабы, дитя моего брата.

Я держала голову склоненной и должна была держать, пока мнене будет велено поднять ее. Она не назвала меня племянницей, хотя и призналародство. Это было лишь слегка оскорбительно – не упомянуть наше фамильноеродство, но, пока она не назовет меня племянницей, я не могу назвать ее теткой.

– Привет тебе, королева Андаис, Королева Воздуха иТьмы, Возлюбленная Белой Плоти, сестра Эссуса, моего отца. Я вернулась изземель запада по твоему зову. Что угодно тебе будет от меня?

– Никогда не могла понять, как у тебя это получается.

– Что, моя королева? – Я не отрывала глаз от пола.

– Как у тебя получается говорить совершенно правильныеслова совершенно правильным тоном и при этом звучать неискренне, будто тебе этоужасно, ужасно все надоело.

– Мои извинения, если я оскорбила тебя, моя королева.

Лучшего ответа на обвинение я не могла найти, потому что мнеэто все действительно ужасно, ужасно надоело. Я только не хотела яснопоказывать этого голосом. Я продолжала стоять на колене, со склоненной головой,ожидая от королевы разрешения встать. Даже на двухдюймовых каблуках труднодолго простоять на одном колене. Очень трудно, чтобы ноги не качались. Если быАндаис пожелала, она меня могла бы оставить в такой позе на часы, пока вся моянога не онемеет, кроме точки дикой боли в коленке, на которую приходилась почтився тяжесть тела. Моим рекордом было шесть часов на коленях за нарушениекомендантского часа, когда мне было семнадцать. Простояла бы и дольше, датолько я то ли заснула, то ли упала в обморок – до сих пор не знаю.

– Ты обрезала волосы, – сказала она.

Я начинала вспоминать текстуру пола.

– Да, моя королева.

– Зачем ты это сделала?

– Волосы до земли суть признак сидхе Высшего Двора. Яже выдавала себя за человека.

Я почувствовала, как она наклоняется надо мной, поднимаетмне волосы, запускает в них пальцы.

– И ты пожертвовала волосами.

– При такой длине за ними намного легче ухаживать, –сказала я как можно более нейтральным голосом.

– Встань, моя племянница.

Я медленно, осторожно встала на каблуки.

– Благодарю, тетя Андаис.

Когда я стояла рядом с ней, было видно, как я безнадежнонизкоросла рядом с этой высокой изящной фигурой. На каблуках она была выше меняна фут. Обычно я не так сильно осознаю этот свой недостаток, но тетя старалась,чтобы я осознала его получше. Хотела, чтобы я чувствовала себя маленькой.

Я подняла глаза на нее и подавила желание покачать головой ивздохнуть. Если не считать Кела, то именно Андаис я меньше всего люблю приНеблагом Дворе. Глядя на нее честными глазами, я изо всех сил стараласьподавить вздох.

– Я тебя утомляю? – спросила она.

– Нет, тетя Андаис, как можно!

Мое выражение лица меня не выдавало. Я годами отрабатывалавежливо-безразличную маску. Но Андаис веками совершенствовала свое умениечитать по лицам. В умах она непосредственно читать не умела, но ее восприятиемалейших изменений мимики и дыхания было почти не хуже настоящей телепатии.

Андаис посмотрела на меня, легкая морщинка легла между ееидеальными бровями.

– Эймон, возьми нашего щеночка и проследи, чтобы егоодели для пира в той комнате.

Консорт королевы вытащил пурпурный вышитый халат из кучипостельного белья и накинул на себя перед тем, как вылезти из кровати. Кушакбыл завязан за спиной халата, и потому халат все тело не прикрывал. ВолосыЭймона упали путаницей черных волн почти до земли. Темный пурпур халата нестолько закрывал тело, сколько служил рамой для белой кожи, пока консорт шел черезкомнату.

Проходя мимо меня, он коротко кивнул. Нежно поцеловав Андаисв щеку, он направился к дверце, которая вела в малую спальню и расположенную заней ванную. Одно из современных удобств, которые усвоил Двор, – это былводопровод в доме.

Блондин сел на край кровати, тоже голый. Встал, расправляятело загорелой линией. При этом его глаза покосились на меня. Увидев, что ясмотрю, он улыбнулся. Улыбка была хищная, похотливая, агрессивная. Эти"собачки" из людей всегда неверно понимают легкомысленную наготустражей.

Блондинчик пошел к нам качающейся походкой. Меня не егонагота смущала, а выражение его глаз.

– Я так понимаю, что он – новенький, – сказала я.

Андаис смотрела на него прохладными глазами. Совсемновеньким надо было быть, чтобы не понять значение этого взгляда. Она быланедовольна им, очень недовольна.

– Скажи ему, что ты думаешь о его демонстрации,племянница.

Голос ее был очень спокоен, но был в нем невысказанныйподтекст, ощущавшийся почти на языке, как что-то горькое в сладком.

Я оглядела его от босых ног до недавней стрижки, непропустив ни одного дюйма. Он ухмыльнулся, придвигаясь ко мне, будто взгляд былприглашающим. Я решила убрать с него улыбку.

– Он молодой, хорошенький, но у Эймона хозяйствопосолиднее.