Смертный остановился, нахмурился, потому улыбка вернулась,но неуверенная.

– Я не думаю, чтобы он понял значение слова"хозяйство", – сказана Анданс.

Я поглядела на нее:

– Ты никогда не выбирала их за интеллект, –ответила я.

– Никто не разговаривает с собачками, Мередит. Тебе быуж полагалось это знать.

– Если бы я заводила себе собачку, взяла бы настоящую.Это вот, – я показала на юнца, – слишком хлопотно.

Он стоял, хмурясь, глядя на нас по очереди, явно не слишкомрадостный и сильно сбитый с толку. Андаис нарушила одно из моих кардинальныхправил насчет секса. Как ни предохраняйся, всегда есть возможностьзабеременеть. В конце концов, секс для того и существует. Поэтому ненарушимыйзапрет: никогда не спи с тем, кто злобен, глуп или уродлив, потому что все онимогут оказаться способны к размножению. Блондинчик был красив, но не настолько,чтобы это компенсировало дурацкое недоумение на хмуром лице.

– Иди с Эймоном, помоги ему одеться к пиру, –велела Андаис.

– Можно ли мне пойти сегодня на бал, миледи? –спросил он.

– Нет, – ответила она и повернулась снова ко мне,будто он перестал существовать.

Он снова посмотрел на меня, теперь с угрюмой злостью. Онзнал, что я его оскорбила, но не мог понять, как и чем. От этого взгляда я поежилась.При Дворе найдется много народу куда менее смазливого, кого бы я предпочлаэтому "песику".

– Ты не одобряешь, – сказала Андаис.

– Наглостью было бы с моей стороны одобрять или неодобрять действия моей королевы.

Она рассмеялась:

– Снова в своем стиле! Говоришь именно то, чтополагается говорить, но при этом умудряешься, чтобы это звучало оскорбительно.

– Прости меня, – произнесла я и попыталась сноваупасть на колено.

Она остановила меня рукой.

– Не надо, Мередит, не надо. Эта ночь не продлится вечно,а остановилась ты в отеле. Так что у нас не слишком много времени. – Онаубрала руку, не делая мне больно. – И уж точно у нас нет времени на игры,как ты считаешь?

Я посмотрела на нее, внимательно вглядываясь в улыбающеесялицо и пытаясь решить, насколько она искренне говорит и не ставит ли мнеловушку. Наконец я ответила:

– Если ты желаешь играть в игры, моя королева, то дляменя честь в них участвовать. Если же нам следует сделать какое-то дело, то дляменя честью будет участвовать в нем, тетя Андаис.

Она снова засмеялась:

– Умница девочка! Напомнила мне, что ты моя племянница,кровное родство. Боишься моего настроения, не доверяешь ему и потомунапоминаешь, что ты для меня значишь. Очень правильно.

Здесь я не услышала вопроса и ничего не ответила, потому чтобыла она абсолютно права.

Глядела она на меня, но произнесла:

– Холод!

Он подошел, склонив голову:

– Слушаю, моя королева.

– Пойди к себе и переоденься в то, что я сделала длятебя на этот вечер.

Он упал на колено.

– Эти вещи... не подходят мне по размеру, моя королева.

Видно было, как свет погас у нее в глазах, оставив лишьхолод и пустоту белого зимнего неба.

– Нет, – сказала она, – подходят. Они вбуквальном смысле слова на тебя шиты. – Она зачерпнула горсть серебристыхволос и вздернула его голову, чтобы посмотреть в глаза. – Почему ты их ненадел?

Он облизал губы.

– Моя королева, мне показалось, что они мне неудобны.

Она склонила голову набок, как ворона перед повешенным,разглядывая глаз перед тем, как его выклевать.

– Неудобны, неудобны. Ты слышишь, Мередит? Он находитвещи, которые я для него сделала, неудобными.

Она закинула ему голову назад с такой силой, что шеявытянулась в линию. Видно было, как пляшет под кожей пульс.

– Я слышу тебя, тетя Андаис, – сказала я как можноболее нейтральным голосом, пустым и невыразительным, как новенький пенни.Кому-то сейчас будет больно, и я не хотела, чтобы мне. Холод оказался дураком.Я бы на его месте надела эту одежду.

– Как ты думаешь, что нам следует сделать с нашимнепослушным Холодом? – спросила она.

– Велеть ему пойти и переодеться в эту одежду, –ответила я.

Она еще оттянула ему голову назад, пока позвоночник непрогнулся. Я знала, что еще чуть-чуть – и шея хрустнет.

– Вряд ли это достаточное наказание, племянница. Онослушался моего прямого приказа. Это недопустимо.

Я попыталась придумать что-нибудь, что Андаис понравится, нобудет не слишком больно для Холода. Но в голове было пусто. Никогда я не умелаиграть в эту игру... но тут мне пришла мысль.

– Ты сказала, что мы больше не будем играть в игрысегодня, тетя Андаис. Ночь коротка.

Она выпустила Холода так резко, что он хлопнулся начетвереньки и остался стоять на коленях со склоненной головой, и волосыскрывали его лицо своевременным занавесом.

– Да, я сказала, – произнесла Андаис. – Дойл!

Дойл подошел с поклоном:

– Да, миледи?

Она посмотрела на него, и взгляда хватило. Он рухнул наколено. Плащ обливал его, как черная вода. Дойл стоял рядом с Холодом наколенях почти вплотную.

Она положила руки на головы обоим, на этот раз легкимприкосновением.

– Какая красивая пара, тебе не кажется?

– Да, – ответила я.

– Что да?

– Да, они действительно красивая пара, тетя Андаис.

Она кивнула, будто удовлетворенная.

– Я даю тебе поручение, Дойл, отвести Холода к нему вкомнату и проследить, чтобы он надел то, что я для него сшила. В этой одежде иприведи его на пир либо отправь к Езекиалу на пытку.

– Как пожелает повелительница, так поступаю я.

Дойл встал, увлекая за собой Холода. Они оба двинулись кдверям, склонив головы. Дойл метнул на меня взгляд, уходя. Может быть,извинялся за то, что оставил меня с нею, или предупреждал о чем-то. Я не смоглапонять. Но он вышел, унося с собой мой пистолет за поясом. Я бы предпочла,чтобы пистолет остался у меня.

Рис вошел и встал у двери, будто там был его пост. Андаиссмотрела за его передвижением, как кошка наблюдает за птицами, но сказала оченьмягко:

– Подожди за дверью, Рис. Я хочу говорить со своейплемянницей наедине.

На его лице выразилось удивление. Он глянул на меня, ивыражение лица было почти такое, будто он спрашивал моего разрешения.