Он шмыгнул носом, и Оливия взяла его за руку.

– Я живая и задам тебе хорошую трепку, если снованазовешь меня Оливией.

Она сделала зверскую физиономию, и оба рассмеялись. Но тутвернулся Чарлз и настоял на том, чтобы донести ее до машины. Оливия ужасносмущалась, уверяя, что все прошло, но в лице ее не было ни кровинки. Вечером ееужасно тошнило, и она решила, что обойдется без ужина.

– Я вызываю доктора, – твердо объявил Чарлз, когдапришел проверить, все ли в порядке. – Мне не нравится, как ты выглядишь.

– Какой ты противный, Чарлз, – жеманнопромурлыкала она, и Чарлз широко улыбнулся. Слава Богу, кажется, ничто несломит ее неукротимый дух. Правда, ее страсть к приключениям со временемнемного унялась, но чувство юмора оставалось неистребимым.

– Ты знаешь, что я имею в виду, – вздохнул он,садясь. – Я думал, что умру, когда эта чертова лошадь едва не растопталатебя. Господи помилуй, что за безумие!

– Но малышка могла погибнуть, – просто сказалаОливия, – и к тому же никто не пострадал.

– Кроме тебя.

– Я почти здорова, – заверила она, нежно целуя егов губы.

Она должна кое в чем признаться Чарлзу, но не знала, какначать. На такое она не рассчитывала. Конечно, это все усложнит. Но она такотчаянно хотела этого, что готова была на все, лишь бы ее заветное желаниесбылось.

– Поверь, со мной ничего страшного, – повторилаОливия, и Чарлз недоуменно поднял брови. Иногда ее новая, непривычная манераговорить сбивала его с толку.

– Что ты хочешь мне сказать?

– Пока не решила, – пробормотала девушка. Она всамом деле понятия не имела, как отреагирует Чарлз на новость, тем более что еесестра не желала никаких детей. Возможно, и он разделяет мнение Виктории.

– Что-то неладно? – встревожился он, но женапокачала головой и украдкой вытерла глаза.

– О, Виктория, – прошептал он, лишний разнапоминая, что Оливия захватила чужого мужа и не имеет права на счастье, хотятак горячо любит Чарлза. – Скажи, что тебя беспокоит… – умолял Чарлз,видя, что Виктории явно не по себе, и пытаясь ее ободрить.

– Я… я… Чарлз, – запинаясь выговорила она, иЧарлз, сопоставив ее недомогание и странное волнение, неожиданно понял.

– Ты ждешь ребенка, Виктория? – ошеломленно ахнулон, и жена кивнула. Последние два месяца он не предпринимал никакихпредосторожностей и вел себя до невероятия беззаботно, но жена, казалось, необращала на это ни малейшего внимания и все шло своим чередом. Зная ееотношение к детям, Чарлз на мгновение испугался, что она придет в бешенство ибылые обиды и непонимание вспыхнут с новой силой. Но она, похоже, ничуть несердилась, только тихо плакала.

– Я беременна, – прошептала она. По расчетамОливии, это случилось в годовщину свадьбы. Она уже побывала у доктора, и тотсказал, что ребенок родится в конце марта. – Ты очень сердишься?

– Сержусь? – повторил он, удивляясь, как онаумудрилась забыть о своем упорном нежелании иметь детей. – За что, родная?Это ты не хотела ребенка. И должна злиться на меня.

– Я никогда еще не была так счастлива, – шепнулаОливия, опуская ресницы, и Чарлз поцеловал ее, страшась спугнуть невероятнуюудачу, так внезапно посетившую его. Господи, как дорога ему эта женщина!

– Поверить не могу… Когда?

– В марте, – едва слышно призналась Оливия, сострахом подумав, что же будет, когда вернется Виктория и вспомнит о том, чтоона замужняя женщина.

А дитя? Что будет с ним? И как отнесется к этому сестра?Разразится ужасный, невероятный скандал, но в эту минуту она могла лишьбеспомощно льнуть к любимому и молиться, чтобы страшная минута никогда ненастала. Будущее неумолимо, и она потеряет все, особенно если для сохранениятайны и соблюдения приличий Чарлз потребует отдать младенца, обвинив ее во всехпрегрешениях.

Оливия воображала самые убийственные последствия своегопоступка. Но кара ждет впереди, а пока она старалась заставить себя думатьтолько о Чарлзе и драгоценном ростке, который она носит в себе.

Перед тем как вернуться домой, они все рассказали Джеффу. Оннемного растерялся, но ни о чем не спросил. Отец и сын обращались с Оливией какс античной вазой, и, хотя она подсмеивалась над ними, ей это нравилось. СначалаЧарлз по ночам отодвигался от жены как можно дальше, но, к собственному стыду,обнаружил, что не может сдержать себя, и любил ее с прежним пылом. Доктор вНьюпорте заверил ее, что это не вредно младенцу. Она молода и здорова, и сребенком ничего не случится, если, разумеется, не слишком увлекаться.

Как только они вернулись в Нью-Йорк, Оливия немедленнопомчалась на Пятую авеню, где уже два месяца скапливалась почта. Она не посмелапопросить кого-нибудь переслать все в Ньюпорт.

Усевшись на крыльцо, она дрожащими руками разорвала первыйконверт. Виктория по-прежнему была во Франции, работала в госпитале. Прочитавпоследнее письмо, Оливия долго, невидяще смотрела вдаль. Милостивое провидениепозаботилось о ней. И хотя сердце рвалось от тоски по сестре, судьба сжалиласьнад ней и младенцем. Виктория писала, что случившееся трудно объяснить, но онабезумно счастлива и нужна людям и поэтому не вернется домой в конце лета, каксобиралась. Там ее дом и жизнь, и она умоляет сестру простить ее.

Оливия с гулко бьющимся сердцем перечитала размашистыестрочки. Значит, так распорядился Всевышний. Она будет просить Бога о здоровьеи благополучии сестры. Остается от души надеяться, что и Виктория, со своейстороны, не станет держать зла на Оливию.

Лето в Шалоне-на-Марне выдалось на редкость тяжелым.Направление главного удара немцев переместилось в Шампань. Французскимивойсками командовал генерал Петен, и, поскольку плоский рельеф и отсутствиелесов не обеспечивали природных укрытий, солдатам пришлось снова рыть окопы.Кровавая бойня продолжалась. Целью операции в Шампани было прорвать линиюобороны германцев, но, из-за того что войска противника располагались навысокой местности, союзная армия стала легкой мишенью.

Артиллерийский обстрел продолжался круглые сутки, всякоенаступление пехоты захлебывалось, и люди валились наземь, как игрушечныесолдатики. Уцелевших доставляли в госпитали, где день и ночь работали врачи исестры милосердия.

К концу сентября зарядили непрерывные дожди, и вся округапревратилась в непролазное болото. Несчастные тонули в грязи, раненые иумирающие валялись на земле, и кровавые струйки сочились в мутные лужи.Неслыханные потери и гибель тысяч людей продолжались и в октябре. Эдуарбуквально валился с ног, но все же выкраивал время, чтобы побыть с Викторией.Ему выделили две комнатушки в фермерском доме рядом с замком, одна из которыхслужила спальней, а вторая кабинетом. Виктория теперь все чаще ночевала у него,хотя окружающие делали вид, что не замечают этого, а некоторые ее вещи до сихпор хранились в казарме.