Через двадцать минут она должна была забрать Эшли и Сэма изшколы, как это делала, словно заведенная, изо дня вдень. Уилл обычно самприезжал из средней школы на своей «БМВ», которую отец подарил ему полгоданазад на его шестнадцатый день рождения. По правде говоря, денег у Фернандыосталось еще достаточно, чтобы прокормить детей, и ей не терпелось поскореепродать дом, чтобы расплатиться еще немного с долгами и, возможно, чуть-чутьотложить на черный день. Она понимала, что ей придется в ближайшее время начатьискать работу, возможно, в каком-нибудь музее. Вся их жизнь пошла кувырком, иона не представляла, как рассказать обо всем детям. Они знали, что страховаякомпания отказалась выплатить страховку и что у них будут некоторыезатруднения, пока не закончатся все формальности с завещанной отцомнедвижимостью. Но никто из троих детей даже не догадывался о том, что задолгодо своей гибели их отец потерял все свое состояние и что страховая компания невыплачивает страховку по той причине, что считает, будто он покончил жизньсамоубийством. Всем сказали, что это был несчастный случай. И люди, которыебыли там вместе с ним, не зная о его письме и о его обстоятельствах, неподвергали это сомнению.

Каждую ночь она лежала, снова и снова прокручивая в головеих последний разговор. Она знала, что будет всю жизнь упрекать себя в том, чтоне поехала в Мексику сразу же. Это было бесконечное переплетение чувства вины исамобичевания, дополнявшееся постоянным ужасом перед наплывом счетов иоставленными безграничными долгами, которые нечем было оплачивать. Последниечетыре месяца она жила в неописуемом страхе.

То, что произошло с ней, поставило ее в полную изоляцию, иединственным человеком, который знал, через что ей приходится пройти, был ихадвокат Джек Уотерман. Он сочувствовал ей, помогал и всячески поддерживал ее. Вто утро они договорились, что в августе она выставит дом на продажу. В этомдоме семья прожила четыре с половиной года, и дети успели его полюбить, ноделать было нечего. Она понимала, что придется обратиться за финансовойпомощью, чтобы они могли продолжить учиться в своих школах, но пока не могласделать даже этого. Она все еще пыталась сохранить в тайне масштабы ихфинансового краха и делала это как ради Аллана, так и для того, чтобы избежатьповальной паники. Пока люди, которым они должны деньги, будут думать, что у нихесть средства, они дадут ей некоторую отсрочку выплаты. Она сваливала вину зазадержку погашения долга на бюрократические проволочки с оценкой завещаннойнедвижимости и налоги на наследство, а сама просто тянула время. И никто обэтом не знал.

В газетах промелькнули сообщения о том, что прекратилисуществование некоторые компании, в которые он вкладывал капитал. Но к счастью,никто не связал одно событие с другим, чтобы получить полную картину краха. Вбольшинстве случаев это объяснялось тем, что широкой общественности не было известно,что он являлся главным инвестором. Фернанда день и ночь жила в страхеразоблачения, стараясь справиться со своим горем, потеряв единственногомужчину, которого она когда-либо любила, и помочь детям пережить их горькуюутрату. Она была настолько ошеломлена и напугана, что с трудом понимала, что сней происходит.

На прошлой неделе она побывала у своего доктора, потому чтонесколько месяцев страдала бессонницей, и он предложил ей пройти курс лечения,но она не захотела. Фернанда хотела попробовать справиться с недугом, непринимая никаких лекарств. Изо дня в день она заставляла себя двигаться хотя быради детей. Ей предстояло расхлебать всю эту кашу и в конце концов найтивозможность поддержать их. Но временами, особенно по ночам, у нее случались приступыпаники.

Фернанда взглянула на настенные часы, висевшие в ее огромнойэлегантной, отделанной белым мрамором кухне, где она сидела, и увидела, чточерез пять минут должна ехать за детьми в школу, а следовательно, надопоторапливаться. Скрепив резинкой новую стопку счетов, она бросила их в ящик,где хранились и все прочие. Она где-то слышала, что люди сердятся на умерших,которых они любили, но она пока до этого не дошла. Она могла лишь плакать и сожалеть,что Аллан позволил вскружить себе голову успеху, который в конечном счетеуничтожил его и разрушил их жизнь. Но она на него не сердилась, а лишьпечалилась по этому поводу и пребывала в постоянном страхе.

Она торопливо вышла из дома – миниатюрная стройная женщина вджинсах, белой тенниске и сандалиях, с сумочкой и ключами от машины в руке. Унее были длинные прямые белокурые волосы, которые она собирала в косицу, и,если приглядываться, она выглядела точь-в-точь как ее дочь. Эшли былодвенадцать лет, но она быстро росла и уже была одного роста с матерью.

Когда Фернанда выходила, по ступенькам поднимался Уилл, ноона по рассеянности захлопнула за собой дверь. Уилл, высокий, темноволосыймальчик, был почти точной копией своего отца. У него были большие синие глаза,и он отличался атлетическим телосложением. Последнее время он выглядел скореекак мужчина, чем мальчик, и делал все возможное, чтобы помочь своей матери. Онавсе время либо плакала, либо была расстроена, и он очень тревожился за нее,хотя старался этого не показывать. Она на мгновение задержалась на ступенях и,приподнявшись на цыпочки, поцеловала его. Ему было всего шестнадцать лет, авыглядел он как восемнадцатилетний или двадцатилетний юноша.

– С тобой все в порядке, мама? – задал он бессмысленныйвопрос. С ней было не все в порядке уже четыре месяца. В ее глазах поселилсястрах, и он ничего не мог с этим поделать. Она взглянула на него и кивнула.

– Да, – сказала она и отвела взгляд всторону. – Я еду за Эш и Сэмом. А тебе, когда приду домой, приготовлюсандвич, – пообещала она.

– Это я могу сделать сам, – улыбнулся он. – Уменя сегодня игра. – Он играл в лакросс и бейсбол, и она любилаприсутствовать на играх, в которых он участвовал, и на тренировках и всегдастаралась не пропускать их. Но последнее время она пребывала в таком смятении,что он не был уверен, что она видит то, что происходит, хотя и присутствует наигре.

– Хочешь, я съезжу за ними? – предложил он. Теперьон был мужчиной в доме. Он, как и все они, пережил шок и теперь изо всех силстарался соответствовать своей новой роли. Ему все еще было трудно поверить,что отца больше нет и он никогда не вернется. Это была огромная встряска дляних всех. Его мать, казалось, стала другим человеком, и он даже беспокоился,когда она садилась за руль. На дороге она представляла собой угрозубезопасности.

– Я справлюсь, – заверила она его, не убедив этимни его, ни себя, и направилась к своему фургончику.

Открыв дверцу, она помахала рукой и села в машину. Мгновениеспустя она выехала со стоянки. Он смотрел ей вслед, заметив, что она повернуланаправо, не обратив внимания на указатель «стоп» на углу. Потом, понуривголову, словно на его плечах лежал непосильный груз, он отпер своим ключомвходную дверь и вошел в тихий пустой дом. Своей дурацкой поездкой на рыбалку вМексику его отец навсегда изменил их жизнь. Он вечно куда-то уезжал, делал то,что казалось ему очень важным. За последние несколько лет он почти никогда небывал дома. Он делал деньги. За три года он ни разу не присутствовал ни наодной игре, в которой участвовал Уилл. Пусть Фернанда не сердилась на него зато, что он сделал с ними, умерев, зато Уилл сердился. Теперь всякий раз, когдаон смотрел на мать и видел, в каком она состоянии, он ненавидел отца за то, чтотот сделал с ней и с ними всеми. Он бросил их. Уилл ненавидел его за это, аведь пока даже не знал всего, что произошло.