– У тебя сегодня какое-то странное настроение, Таппенс.

– Да, пожалуй. До сих пор мне казалось, что мисс Паккардтакая милая, а вот сегодня у меня такое чувство, что в ней есть что-тозловещее. А тебе так не кажется?

– Нет, не кажется. Ну ладно, давай займемся тем, ради чегомы приехали: разберем «имущество» – так, кажется, говорят юристы? – тетушкиАды. Вот столик, о котором я тебе говорил. Он принадлежал дяде Уильяму. Он тебенравится?

– Прелестный столик. Эпоха Регентства, как мне кажется. Какэто мило, что старые люди имеют возможность привезти сюда с собой свои вещи.Кресла мне не нравятся, а вот рабочий столик хорош. Он отлично встанет в уголококоло окна, где теперь стоит эта ужасная этажерка.

– Отлично, – кивнул Томми. – Я запишу эти два предмета.

– И картину над камином мы тоже возьмем. Она и сама по себеочень хороша, и, кроме того, я совершенно уверена, что где-то видела этот домикраньше. Ну а теперь давай взглянем на драгоценности.

Они открыли ящичек туалетного столика. Там лежало несколькокамей, флорентийский браслет с серьгами и кольцо, в котором было несколькодрагоценных камней разного цвета.

– Да, я видела такие кольца, – сказала Таппенс. – Изназвания первых букв камней составляется имя. Или слово «дорогая»[3].Бриллиант[4], изумруд[5], аметист... «дорогая» не получается. Да я и не представляюсебе, чтобы кто-нибудь подарил тетушке Аде кольцо, где камни составляли быслово «дорогая». Рубин, изумруд... беда в том, что неизвестно, с какого концанужно начинать. Попробую еще раз. Хризолит, рубин, аметист, нефрит, а всередине маленький изумруд. О, теперь все понятно: «храни». Очень мило. Такстаромодно и сентиментально. – Она надела кольцо на палец. – Мне кажется, онопонравится Деборе, – размышляла она вслух. – И флорентийский гарнитур тоже. Онаобожает викторианские вещи. Сейчас многие увлекаются стариной. Ну а теперьзаймемся одеждой. Мне кажется, это всегда вызывает мысли о смерти. Ах, вот она,меховая накидка. Это большая ценность. Мне она не нужна. Нет ли кого-нибудьздесь – может быть, кто-то из персонала особенно хорошо относился к тетушкеАде... или у нее были приятельницы среди обитательниц приюта, по-здешнемугостей, – я заметила, что здесь их называют визитерами или гостями. Если такаянайдется, будет очень приятно предложить ей накидку. Это настоящий соболь.Спросим мисс Паккард. А остальное пусть отправляется благотворителям. Итак, содеждой покончено, не так ли? Пойдем отыщем мисс Паккард. Прощайте, тетушкаАда, – громко сказала она, посмотрев на кровать. – Я рада, что мы приезжалиповидаться с вами в тот раз. Жаль, что я вам не понравилась, но, если вамдоставило удовольствие обращаться со мной так грубо, на здоровье, мне не жалко.Нужно же вам было немного развлечься. А мы вас не забудем. Будем вспоминать,глядя на столик дяди Уильяма.

Они пошли искать мисс Паккард. Томми пообещал распорядиться,чтобы за обоими столиками – и письменным и рабочим – приехали и доставили кним. Он также обещал договориться с местными аукционистами относительно продажиостальной мебели. Выбор благотворительного общества, которое может заинтересоватьсяплатьями и другой одеждой, он предоставляет мисс Паккард, если это ее неслишком затруднит.

– Вы никого не знаете, кто пожелал бы иметь соболью накидку?– спросила Таппенс. – Это великолепная вещь. Может быть, кто-нибудь из ееблизких приятельниц? Или сестра, которая была особенно внимательна к тетушкеАде?

– Очень мило, что вы об этом подумали, миссис Бересфорд.Боюсь, что у мисс Фэншо не было близких друзей среди наших визитеров, а вотмисс О'Киф, одна из наших сестер, очень заботливо за ней ухаживала, много длянее делала, всегда была тактична и ласкова с ней. Мне кажется, она будетдовольна и почтет за честь получить такой подарок.

– Да, кстати, эта картина, что висит на стене, – сказалаТаппенс. – Я бы хотела ее взять, но, возможно, та дама, которой онапринадлежала раньше, захочет получить ее назад. Я думаю, ее следует спросить?

– Прошу меня извинить, миссис Бересфорд, но это невозможно,– возразила мисс Паккард. – Картину подарила миссис Ланкастер, а она больше унас не живет.

– Не живет? – удивленно спросила Таппенс. – Та самая миссисЛанкастер, которую я видела, когда была у вас в прошлый раз, – у нее седыеволосы, зачесанные назад. Она пила молоко в гостиной внизу. Она что, уехала?

– Да. Причем довольно внезапно. Неделю назад за ней приехалаее родственница, некая миссис Джонсон, и увезла ее. Миссис Джонсон совершеннонеожиданно вернулась из Африки, где жила последние четыре года. Теперь онаможет взять миссис Ланкастер к себе и заботиться о ней, поскольку ониустроились на постоянное жительство в Англии. Я не думаю, – добавила миссПаккард, – что миссис Ланкастер так уж хотелось от нас уезжать. Она здесь ковсему привыкла, со всеми подружилась и была вполне счастлива. Бедняжка такогорчалась, чуть не плакала, но что поделаешь? Сама она ничего не могла решать,поскольку за ее пребывание платили Джонсоны. Я высказала предположение, чтолучше было бы ее оставить у нас, поскольку она находится здесь уже давно ивполне прижилась в нашем доме.

– Как долго она у вас находилась? – спросила Таппенс.

– По-моему, лет шесть. Да, около шести. И конечно, ейказалось, что здесь ее родной дом.

– Да, – согласилась Таппенс, – это можно понять. – Онанахмурилась, бросила тревожный взгляд на Томми, а потом решительно вскинулаголову. – Мне жаль, что она уехала. Когда я с ней разговаривала в тот раз, уменя было такое чувство, что я видела ее и раньше. Ее лицо показалось мнезнакомым. А потом я вспомнила, что встречала ее у своей знакомой, некоей миссисБленкинсоп. И подумала, что когда снова приеду навестить тетушку Аду, топоговорю с ней, чтобы убедиться, что это действительно так. Но, разумеется,если она теперь живет у родных, то ничего не получится.

– Я вполне вас понимаю, миссис Бересфорд. Если кто-то изнаших визитеров встречается со старыми друзьями или с теми, кто был знаком с ихродными, они очень радуются. Однако я не помню, чтобы она когда-нибудьупоминала фамилию Бленкинсоп, впрочем, это, конечно, было маловероятно.

– Не могли бы вы мне немного рассказать о ней – кто ееродственники и как она сюда попала?

– Здесь особенно рассказывать нечего. Как я уже сказала, летшесть назад мы получили письмо от миссис Джонсон, в котором она расспрашивала онашем доме, а потом приехала сама. Она сказала, что слышала о «Солнечных горах»от приятельницы, и хотела подробнее узнать об условиях и осмотреть нашезаведение. А потом уехала. Через неделю, а может быть, через две мы получилиписьмо от адвокатской фирмы из Лондона, в котором наводились дополнительныесправки. И наконец они снова написали, спрашивая, не можем ли мы принять к себемиссис Ланкастер; в письме сообщалось, что мистер и миссис Джонсон привезут еепримерно через неделю, если есть свободные места. Место у нас, к счастью,оказалось, и супруги Джонсон привезли миссис Ланкастер сюда. Дом ей понравился,так же как и комната, в которую мы собирались ее поместить. Миссис Джонсонсказала, что миссис Ланкастер хотела бы привезти с собой кое-какие вещи. Я,конечно, согласилась, у нас многие так делают и чувствуют себя гораздо лучшесреди знакомых вещей. Итак, все устроилось ко всеобщему удовольствию. МиссисДжонсон объяснила, что миссис Ланкастер – родственница ее мужа, правда неслишком близкая, но они очень за нее беспокоятся, поскольку сами они уезжают вАфрику – насколько я помню, в Нигерию, где ее муж получил место и где онисобираются пробыть несколько лет. Таким образом, миссис Ланкастер уже не сможетжить у них, и они хотят устроить ее в таком месте, где ей будет хорошо, где онабудет чувствовать себя счастливой. Судя по тому, что они слышали о нашемприюте, он им вполне подходит. Таким образом, все устроилось, и миссисЛанкастер стала жить у нас.