тяжко было сидеть почти сутки одному в тишине и темноте или даже при свече. Я принес ему новый серый костюм, который оказался немного великоват, особенно рукава пиджака, белую рубашку, темно-синий галстук, который он до поры до времени засунул в карман, чтобы не выделяться, и желтоватую соломенную шляпу-канотье, модную сейчас в Одессе. Его одежду спрятали в кустах ниже по склону. Наверняка описание ее разослали милиционерам. Кто найдет, тот и будет объяснять им, что Федот, да не тот.

Когда мы подошли к причальчику, на баркасе уже тарахтел маленький дизельный двигатель. Отец наклонился над ним, что-то подкручивая, а сыновья укладывали сеть, пахнущую подопревшей тканью.

Я отдал Мыколе пятьдесят рублей, показал остальные восемьдесят и объяснил:

— Получишь перед высадкой на берег. Если нас арестуют пограничники, эти деньги достанутся им.

На счет пограничников я, конечно, приврал. По пути к баркасу обговорил со свояком, как будем действовать, если наткнемся на милицию или пограничников. В плен мы не сдадимся. На пограничном катере вряд ли будет больше десяти человек, что для двух офицеров с боевым опытом и оружием решаемая проблема.

— Не боись, не зарестуют! — заверил он и приказал сыновьям отдавать швартовы.

Мы расположились в носовой части баркаса лицами к корме на рыболовной сети с довольно крупными ячейками, наверное, на кефаль, хотя ни один из членов экипажа ни разу не Костя. Чемодан и баул положили перед собой. Какая ни есть, а преграда.

Баркас, глухо тарахтя двигателем, пошел со скоростью узлов пять-шесть сперва на юго-восток, в сторону Тендровской косы, где, наверное, ставили сети. Примерно через час, когда берег не просматривался, виден был лишь огонь маяка на мысе Большой Фонтан, начали подворачивать на юг.

Я достал две большие темно-зеленые бутылки местного красного вина, которое хуже того, что пил у Мони. Стаканов не было, отхлебывали с горла. Обычно не в меру общительный свояк помалкивал.

— Что пригорюнился? — поинтересовался я.

— Думаю, чем буду заниматься в Швейцарии, на что семью содержать? Не уверен, что там нужны офицеры-контрразведчики или торговые агенты, — сказал он.

— Не бойся, что-нибудь придумаем, — пообещал я. — Вероник уже договорилась о работе Стефани учителем младших классов, и тебе найдем хорошее место.

— Да не хочется зависеть от тебя. Ты и так много для нас сделал, — сказал Алексей Суконкин.

— Если не боишься опять оказаться в тюрьме, можем провернуть какое-нибудь дело, темное и прибыльное, типа банк ограбить, — предложил я.

— Не боюсь, — согласился он и полюбопытствовал: — В чемодане деньги?

— Да. С местными босяками навестил ночью «Церабкооп», — признался я.

— Слышал об этом в тюрьме. Говорили, что отработал заграничный «медвежатник», взяли миллион, — сообщил он.

Так рождаются легенды. Первоклассный специалист всегда иностранец, и воруют миллионами.

— Это был ты? — задал вопрос свояк.

— Мне стыдно в этом признаться, — серьезным тоном начал я и закончил шутливо, — но там было намного меньше миллиона!

— Знаешь, когда мы встретились, я сразу подумал, что ты не из тех, кто дружит с законом, — сообщил свояк.

— Это закон не дружит со мной, — уточнил я.

— Стефани не сомневалась, что ты занимаешься чем-то преступным, но не могла понять, чем именно, — сообщил он.

Надо же, а я думал, что шпионит из ревности.

— Это я при ней ударился во все тяжкие, а с Вероник завязал, пока не сбили мой аэроплан. Решил, что советская власть мне задолжала, и взял своё, — выдал я почти правду.

Баркас подвернул на юго-запад, и сыновья подняли темно-серый парус-трисель, который поймал юго-восточный ветер. Скорость малость подросла. Где-то часа через полтора взяли еще западнее и выключили дизельный двигатель, пошли только под парусом курсом бакштаг, но примерно так же быстро. Предполагаю, что проходили район, где можно встретиться с пограничным катером. К тому времени у нас со свояком уже глаза слипались, но мы держались, боясь заснуть и не проснуться. Ему тоже не понравились физиономии контрабандистов.

10

Турок таки не соврал. Контрабандисты оказались надежными. Может быть, потому, что мы были настороже. На рассвете баркас подошел к берегу юго-западнее входа в Днестровский лиман возле села Будаки. Лодку подтянули к борту, сняли брезент, младший сын сел на весла Первым спустился в нее Алексей Суконкин, принял чемодан и баул. Я отдал Мыколе восемьдесят рублей, поблагодарил.

— Может, еще когда воспользуюсь, — сказал я на прощанье.

— Завсегда пожалуйста! — произнёс он.

Лодка доставила нас к песчаному берегу. Мы потопали с вещичками к одноэтажным домам по обе стороны пыльной грунтовой улицы, сложенным из ракушечника. Никаких заборов. По дворам и улице расхаживали куры и поросята, только выпущенные хозяевами. Мы приготовились дать отпор румынским пограничникам, чтобы не повторить судьбу Остапа Бендера, но их здесь и в помине не было. В одном из дворов босая женщина средних лет в белой косынке, рубахе и цветастой юбке рубила длинным тесаком на широкой лавке, потемневшей от времени, коричневато-оранжевую тыкву. Увидев нас, оторвалась от дела, посмотрела внимательно и без тревоги и продолжила. Видимо, здесь частенько по утрам появляются со стороны моря незнакомые люди.

— Доброе утро, хозяйка! Не подскажите, кто отвезет в Аккерман? — обратился я.

Она поприветствовала в ответ и показала на дом, расположенный дальше и на противоположной стороне улицы:

— Идите к Иону.

Это был худой мосластый старик с густыми седыми бровями и покрытом многодневной щетиной, узким лицом с впалыми щеками. Он уже запрягал вороного мерина в бричку с плетенным из лозы верхом, на бортах которой нарисованы яркие цветы. Наверное, использовалась, как свадебная.

— Пять рублей, — сразу объявил Ион тоном, не терпящим возражений.

Мы сразу согласились, за что свояка бесплатно напоили парным молоком. Я такое не пью, отказался. После чего мы расположились на жестковатом сиденье — кожаной подушке, набитой соломой или сеном — и поехали по пыльной грунтовой дороге со средней скоростью километров семь в час.

Примерно на полпути в селе Акембет, большую часть населения которого составляли татары, наверное, переселившиеся в свое время из Крыма, мы то ли поздно позавтракали, то ли рано пообедали в небольшой харчевне, которую язык не поворачивался назвать трактиром. Нам подали мамалыгу (каша из кукурузной муки) с жареной ставридой, муждеем (чесночным соусом) и брынзой и сармале (вариант голубцов в виноградных листьях). Запивали местным красным вином, довольно приятным. Рубли здесь не принимали. У меня самой мелкой