— Второй стол справа.

Я положил на стойку серебряный рубль:

— Сделай нам вина.

Там сидели три человека. Лицом ко мне у прохода здоровый парень лет двадцати трех с туповатым лицом вышибалы, а ближе к стене — тип лет пятидесяти, невысокий, крепкий, явно каленый, причем отмотал не один срок. Я сразу понял, что он за главного, и сел напротив наискось, после чего разглядел соседа, который был кучером, когда работали ювелирки и банки с Бубном и Хамцом. Звали его, вроде бы, Валёк.

— Не сразу узнал, — сказал я и протянул ему руку для пожатия, после чего и остальным двум.

К моему удивлению, рука у главаря была вялая.

— А ты не изменился, Барин, — признался Валёк и представил своих корешей, начав почему-то с верзилы, наверное, получил от него когда-то: — Гиря и Турок.

Последний имел типичную славянскую внешность, но погоняло присваивают по самым непредсказуемым причинам.

Глядя на Турка, Валёк продолжил, ухмыляясь:

— Он работал с Бубном и Хамцом до тебя, а потом оказался надолго на Сахалине!

— Наверное, икры красной наелся там от пуза, — иронично предположил я.

— Она у меня в печенках сидела! — искренне признался Турок.

Приятно узнать, что не один я такой любитель этого деликатеса.

К нам подошел сын Мони, поставил глечик с вином, чистый стакан из толстого стекла и коричневое керамическое блюдо с тоненько нарезанными серым хлебом и белой сочной брынзой. Я налил всем, попробовал вино. Так себе, для убогих.

— За знакомство! — предложил я тост.

Выпив для приличия полстакана, перешел к делу:

— У кого из вас есть выход на крытую?

— У всех, — ответил Турок. — Что и кому надо передать?

— Заключенному Суконкину привет от свояка и пять рублей, чтобы не похудел, и подсказать мне, как выглядит тюремный врач, где живет. Хочу договориться с ним, чтобы перевел моего родственника на больничку. Там выжить легче, — ответил я.

— Деньги и на словах передать нетрудно. Рубль сверху — и завтра получит, — заверил он. — Про доктора расспрошу.

Я дал ему шесть рублей без условий и предупреждений. Вор вору должен верить.

— Валёк сказал, что ты раньше работал с толковым «медвежатником». Он при делах или всё? — поинтересовался Турок.

— Не знаю. Он вернулся на родину, в Польшу, до революции. Больше ничего о нем не слышал, — сообщил ему. — Я теперь без него справляюсь.

— Так ты можешь сам подломить несгораемый шкаф⁈ — не поверил Турок.

— Таки да, но не любой. Может, попадется какой очень сложный, — ответил я, чтобы была возможность закосить, если вариант не понравится.

— Есть в Городе один кооператив. Продает сахар и зерно за границу, а оттуда разные товары возит. У них стоит старинный несгораемый шкаф, большой, две дверцы, и высокий такой, — он поднял руку сантиметров на десять над головой. — Вчетвером с места сдвигают, а чтобы унести, человек десять надо или больше.

— Сколько у него замочных скважин? — спросил я.

— Два ключа надо, — не задумываясь, ответил Валёк.

— Есть ли охрана? — задал я следующий вопрос.

— Нету, а в шкафу столько денег бывает, что закрыть не могут! Вот шлемазлы! — произнес он таким тоном, будто уже обворовал этот кооператив.

— В какие дни такое случается? — задал я следующий вопрос.

Мои сокувшинники переглянулись.

— Выясните. Глупо будет вскрыть его, а там пусто или мелочевка, — потребовал я. — Если там серьезные деньги, я готов поработать с вами. Нужен извозчик, чтобы неподалеку ждал, и один человек на стрёме, можно два или больше. Это уже ваше дело. Я беру сорок процентов от добычи, две пятые. В первую очередь валюту, золото, камешки. Остальное делите, как хотите.

— Я через вам удивляюсь! — возмутился Турок. — Мы приличные люди, у нас принято поровну!

— Тогда сам открой и подели, как хочешь! — шутливо подсказал я, после чего растолковал серьезно: — Мне вообще помощники не нужны, один работаю. Только наводчикам отстегиваю пятую часть. Вы и есть наводчики. Если деньги очень большие, один не унесу всё, могу взять помощников, которым делать по большому счету ничего не надо будет. Чисто покурят и смоются, если вдруг шухер. Один я спалюсь. За это и получат меньше. Как говорят коммунисты, от каждого по способностям, каждому по статье.

Они улыбнулись, опять переглянулись, после чего Турок согласился:

— Ладно, твои две пятые. Остальное мы поделим по-братски.

Значит, всё-таки не поровну.

— Завтра я узнаю, когда в шкафу будет много денег, — пообещал Валёк.

6

«Центральный рабочий кооператив (Церабкооп)» находился по адресу улица Раковского (бывшая Базарная), 32. На самом деле дом длинной стороной выходил на улицу Свердлова (Канатная), и у него была общая стена с экипажем Одесского мореходного училища, но вход во двор с Раковского. Именно через этот двор я частенько возвращался пьяный из самоволки, взбирался по пожарной лестнице на высоту метра четыре с половиной, до уровня парапета высокой каменной стены, отгораживающей нормальных людей от курсантов, перешагивал на него (сантиметров пятьдесят), шел несколько метров до начала крыши сарая, прилепленного с другой стороны, с которой спрыгивал на плац. Не уверен, что трезвым я проделал бы всё это так же лихо.

Мы зашли со двора через черный ход. Дворников больше нет, следить за порядком некому, вызывать милиционеров тоже. На двери замок был сувальдный, простенький. Я справился с ним за минуту. Внутрь, кроме меня, зашли Гиря и Турок. Первый с двумя холщовыми мешками под мышкой остался на стреме у входа, второй зажег свечу и пошел со мной, показал, где касса. Дверь была закрыта на сувальдный замок, такой же простой, как и на входной. То, как я быстро открываю их, понравилось подельнику, даже хмыкнул удовлетворенно.

Внутри в комнате без окон за деревянным барьером стояли два письменных стола: один впритык к нему, второй у боковой стены. Рядом с каждым по стулу с деревянным сиденьем. У дальней стены находился большой несгораемый шкаф черного цвета немецкой фирмы «Боде и Труэ». Замков, действительно, было два, но на каждой из двух дверец. Я чертыхнулся про себя. Сам виноват. Надо было уточнять все детали. По тем временам, когда создали этот сейф — конец предыдущего или самое начало этого века, действительно, был сложным для взлома. Неопытному «медвежатнику»