Еще несколько человек вышли на улицу. Некоторые дажеоставили место в очереди, отчего она продвинулась чуть дальше. Затем старыйседой Джон Ли Фровин, механик с заправочной станции «Тексако», прошмыгнул вмагазин и крикнул:

— Эй! У кого-нибудь есть фотоаппарат?

Он оглядел зал и выскочил обратно на улицу. Тут уже всезашевелились: если зрелище стоит того, чтобы его фотографировать, то уж хотя быпосмотреть надо обязатательно. Неожиданно своим ржавым, но сильным старческимголосом закричала миссис Кармоди:

— Не ходите туда!

Люди стали оборачиваться к ней. Стройная очередь распалась:кто-то отправился посмотреть на туман, кто-то просто отошел разыскивая своихдрузей. Привлекательная молодая женщина в красной блузке и темно-зеленых брюкахзадумчиво, оценивающе смотрела на миссис Кармоди. Кассирша рядом с БадомБрауном обернулась, и тот постучал ее по плечу своим длинным пальцем:

— Не отвлекайся, Салли.

Снова закричала миссис Кармоди:

— Не ходите туда! Там смерть! Я чувствую, что там смерть!

Бад и Олли, хорошо знавшие ее, лишь раздраженно поморщились,но приезжие, даже стоявшие в очереди, тут же отошли от нее подальше. Видимо, кэтим крикливым старухам в больших городах относятся так же, словно онипереносчицы какой-то заразной болезни. Впрочем, кто знает? Может быть, так онои есть.

Тут через входную дверь ввалился мужчина с разбитым носом.

— Там что-то есть в тумане! — закричал он.

Билли прижался ко мне, то ли испугавшись этого человека сокровавленным лицом, то ли того, что он говорил.

— Там в тумане что-то есть! — Продолжал кричать мужчина. —Что-то из тумана схватило Джона Ли! Что-то… — Покачнувшись, он наткнулся спинойна витрину с подкормкой для газонов и опустился рядом с ней на пол. — Что-то изтумана схватило Джона Ли, и я слышал, как он кричал!

Ситуация переменилась. Волнение, вызванное бурей, а потомполицейскими и пожарными сиренами, растерянность, которую средний американецвсегда испытывает при нарушении электроснабжения, атмосфера нарастающейнапряженности, все это вдруг заставило людей зашевелиться. Они не побежали.Сказав так, я создал бы у вас неверное впечатление. Паники не было. Никто небежал, по крайней мере, большинство людей не бежало. Они просто пошли. Однипробирались к большой витрине у конца кассового ряда, другие направились прямок дверям, причем некоторые с неоплаченными покупками. Бад Браун тут же закричалтребовательным голосом:

— Эй! Вы не заплатили! Эй, вы! Ну-ка вернитесь! Немедленноверните сюда пирожки с сосисками!

Кто-то рассмеялся над ним, и от этого сумашедшегонеестественного хохота остальные люди заулыбались. Но даже улыбаясь, все онивыглядели испуганно, неуверенно и неспокойно. Потом засмеялся кто-то еще, иБраун побагровел. Он выхватил коробку с грибами у дамы, которая пыталасьпротиснуться мимо него к окну, облепленному людьми.

— Отдайте мои грибочки, — завизжала дама, и это неуместноеуменьшительное «грибочки» вызвало истерический хохот еще у двоих мужчин,стоявших рядом.

Происходящее уже стало напоминать чем-то сумашедший дом.Миссис Кармоди продолжала трубить, чтобы мы не выходили на улицу. Непереставая, завывала пожарная сирена, словно крепкая старуха, заставшая у себядома вора. Билли заплакал.

— Папа, что это за человек в крови? Почему?

— Все в порядке, Большой Билл, он просто расшиб себе нос. Неволнуйся.

— Что он имел в виду, этот человек? Про что-то там в тумане?— Спросил Нортон, усиленно хмурясь, что, видимо, заменяло ему замешательство.

— Папа, я боюсь, — сквозь слезы выдавил Билли. — Пожалуйста,давай поедем домой.

Кто-то пробежал мимо, грубо толкнув меня, и я взял Билли наруки. Я тоже испугался. А смятение нарастало. Салли, кассирша, работавшая рядомс Бадом Брауном, попыталась встать, и он вцепился в воротник ее красногохалата. Ткань лопнула, и кассирша, отмахиваясь от него руками, вырвалась,закричав:

— Убери свои поганые лапы!

— Заткнись, — рявкнул Браун, но по его голосу чувствовалось,что он в полной растерянности.

Он снова потянулся за ней, но его остановил Олли Викс:

— Бад! Остынь!

Кто-то еще закричал. Если раньше паники не было, почти небыло, то теперь обстановка быстро приближалась к панической. Люди текли изобеих дверей. Послышался звон бьющегося стекла, и по полу разлилась пузырящаясялужа кока-колы.

— Боже, что происходит? — воскликнул Нортон.

И в этот момент начало темнеть. Я подумал было, чтоотключился свет в зале, и совершенно рефлекторно задрал голову, взглянул нафлуоресцентные лампы. И не я один решил, что потемнело именно из-за этого.Потом я вспомнил, что тока нет и что лампы не горели все это время, пока мыбыли в магазине. Но ведь света хватало… И тут я понял, даже раньше, чем люди,стоявшие у окон, начали кричать и указывать руками на улицу.

Надвигался туман…

Туман скатился с Канзас-Роуд, и даже с близкого расстоянияон казался таким же, каким я его впервые заметил на озере. Белый, чистый, онбыстро продвигался, и на небе вместо солнца осталась теперь маленькаясеребрянная монета, словно полная луна, видимая зимой сквозь тонкий покровоблаков.

Казалось, что туман лишь лениво ползет, но в природе естьявления, протекающие с той же плавной, гипнотизирующей быстротой, например,ураганы и торнадо. Они буквально завораживают, как заворожил смерч стоявших упанорамного окна Билли и Стефф. Туман катился по двухрядному шоссе и постепенноскрывал его под собой. Вот поглотило голландский домик Маккеонсов. Какое-товремя из тумана еще торчал второй этаж стоящего по соседству ветхого дома, нопотом пропал и он. Дорожные знаки с призывом «Держись правой стороны» у въездана стоянку супермаркета и выезда с нее тоже исчезли, хотя сами буквы ещенесколько секунд плавали в воздухе.

— Боже, что происходит? — Снова спросил Нортон, и на этотраз в его голосе что-то дрогнуло.

Широкое стекло витрины заволокло ровным белым цветом. Дальшеурны, стоявшей в четырех футах от окна, я не мог разглядеть почти ничего. Едвавиден был лишь передний бампер моего «Скаута». Послышался долгий и громкийженский крик. Билли прижался ко мне еще плотнее. Он дрожал, словно в лихорадке.Какой-то мужчина вскрикнул и бросился мимо одной из пустующих касс к выходу.Видимо, с этого и началась паника. Люди беспорядочной толпой бросились к двери.

— Эй! — заорал Браун. Я не знаю, был ли он напуган, рассерженили и то и другое сразу. Лицо его стало почти фиолетовым, на шее канатамивздулись вены. — Эй, вы все! Вы не имеете права… Ну-ка, вернитесь сюда спродуктами. Это — воровство!