— Эйнастию? — повторил Сатана медленно. Его глазаотыскали Олега. — Тот самый?.. Быть того не может!.. Эй, пока отпуститеобоих, но далеко не уходите.

Томаса поставили на землю. Олег высвободился из цепких лап,зеленые глаза мигом обшарили все вблизи. Томас помнил, что в руках калики всеможет стать оружием. Сатана смотрел на Олега пристально, в широко расставленныхглазах вспыхивали то недоумение, то странная зависть.

Олег пробормотал:

— Да что вы все... Когда это было!

Сатана проговорил почти шепотом:

— Но ты тогда сотворил такое великое дело... такоеграндиозное...

— Глупость, — буркнул Олег. Он покосился наТомаса. — Не слушай, это же князь Тьмы.

Сатана возразил:

— Я до сих пор не пойму, как тебе это удалось! Такоеисполинское зло мог причинить только.... Только... Слушай, я окружен болванамии бездарями. Мне просто недостает человека такого размаха, как ты, что умелтворить зла больше, чем Вельзевул, Астарот и Бергамот вместе взятые! Хочешь,бери с собой и этого, в железе. К чему-то да приспособим. По крайней мерегордыни у него на целое войско крестоносцев!

Томас ожидал, что калика станет торговаться, хитрить,выгадывать, а потом, выиграв время, сумеют что-то да предпринять, но каликасплюнул князю Тьмы под ноги и сказал хладнокровно:

— Катись ты со своей эйнастией!

— Дурак, — процедил Сатана сквозь зубы.

Их ухватили сильные руки, голову Томаса больно зажали, а шеюсдавили. Он почувствовал удары молота, толчки сотрясали так, что заломиловиски, а на губах стало горячо и солоно.

Когда его отпустили, он поднялся, чувствуя себя униженным.Шею давил обруч, тяжелый и холодный на ощупь, но когда Томас его коснулся,кончики пальцев обожгло болью. Он отдернул, увидел как покраснели, на одномначал вздуваться волдырь.

По сторонам захохотали. Его грубо отпихнули, а на колодузавалили Олега. Черти быстро вытащили раскаленную полоску из горна, простучалина наковальне. Сворачивая в полукруг, пытались приладить на толстую шею Олега,но там болтался оберег, а сорвать не могли. Сатана зарычал, его огромная лапапротянулась через всю комнату, цепочка вспыхнула в его руке, а оберег сотвращением зашвырнул в угол.

Олег проводил деревяшку налитыми кровью глазами, перевелвзор на Сатану. Томасу показалось, что князь ада вздрогнул. Но черти ужеподняли Олега, тот стоял, угрюмый и насупленный. На его шее Томас рассмотрелтакой же ошейник, из тяжелой меди, по ободку шли колдовские знаки, вспыхивали,поедали один другого как богомолы, становились крупнее.

Сатана хохотнул, прорычал:

— Это не простые ошейники. Ровно через суткирасплавятся... Но не мечтайте, что выживете. Вашими головами мои черти будуткидаться как булыжниками, а тела бросят псам. И еще вам повезет, если умретесразу.

Томаса бросило в жар, уже почувствовал, как тяжелый металлпревращается в огненную полосу, что пережжет шею, и пока будет гореть, он будеткричать от боли... А калика сказал угрюмо:

— Если нам даны целые сутки, то зачем?

— На размышление, как ты уже догадался, — бросилСатана. — За сутки не убежишь. Вы сюда добирались три дня и три ночи!Сейчас красивые и гордые, подавай мученическую смерть, но за сутки постынете,подумаете трезво... да и лучше представите, что вас ждет.

Он захохотал, а с ним угодливо захохотали и дьяволы, а вследзасмеялись бесы, демоны, черти. Так, хохоча, Сатана выпрямился во весь рост,раздулся в груди, являя чудовищную мощь гладиатора. Он уже исчезал, когда вдругОлег спросил неожиданно:

— А если мы избавимся от этих ошейников?

Сатана захохотал:

— Тогда я... ха-ха!.. пальцем вас не трону. Это не подсилу даже мне... Однажды сделанное богом, как ты знаешь, уже не может бытьотменено. Если ты сделаешь то, чего не могли даже ваши боги Олимпа... или ктотам у вас, то... освобожу и выполню любую просьбу. Конечно, в моих пределах. Дачто там просьбу — требование! Кто освободится сам, тот имеет право требовать...

Из-под копыт вспыхнул огонь, полыхнул жаром в лица Томаса иОлега. Когда Томас протер слезящиеся глаза, в гигантском зале клубился дым,медленно рассеиваясь, пахло серой, но было тихо и пусто как в ограбленноймогиле. Калика задрал голову, зеленые глаза изучали высокий свод.

Томас сказал с дрожью:

— Опять ошейники!..

Калика не повел и бровью, только голос стал брезгливее:

— Тебе-то что. Всего второй раз. К тому же тебе в немничего нового. Ты ж тоскуешь по железу.

— А тебе? — спросил Томас, вспоминая, что каликеза его долгую жизнь выпало побольше, чем даже ему, побывавшего в Святой Земле ибравшего штурмом башню Давида. Не дождавшись ответа, удивился. — Чего жтогда не придумал чего-нибудь?

— Против чего?

— Да против ошейников.

Калика пожал плечами, снова не удостоив ответом, и Томасощутил себя совсем дураком. Калика мог придумывать воинские хитрости противсвоих же демонов, но сейчас в мир пришла совсем другая мощь, величиехристианства, а калика как не знает света Христовой веры, так и ее теней, вродеэтого ада, Сатаны, бесов, чертей...

— Сутки, — проговорил он нервно. — А суткитакие короткие.

— Смотря что ждешь, — ответил калика. В зеленыхглазах стоял затаенный страх. — Ох, Томас... Занесло же нас. Чую, такпросто не выбраться. Мне кажется, это мой последний поход в преисподнюю...

— Ты зришь? — спросил Томас со страхом. —Тебе видение?

Лицо калики было отрешенное, невидящие глаза смотрели впространство. Пальцы безотчетно двигались, будто пытались ухватиться хотя бы зачто-то в пустоте.

— Нет... Тьма.

Как слепой, он пошел вдоль стен, выставив руки. Глаза недвигались, Томас с ужасом понял, что калика в самом деле ничего не видит.Раздираясь между страхом и жалостью, он догнал, опустил горячую ладонь наплечо:

— Сэр Олег, я с тобой. Это, может быть, всего лишьиз-за подземелья. Сквозь такие глыбы какой взор проникнет?

Мышцы под его пальцами дрогнули, словно и они пыталисьускользнуть от гибели, искали спасительную норку. Томас сам чувствовалнеискренность утешения, оба чувствовали, что их ждет, а сильные не нуждаются влживом утешении. Олег продолжал ощупывать стену, голос прохрипел как из сырогодупла:

— Чувствую... да-да, дальше пустота... Немного, ноесть.

Томас встрепенулся:

— Это видение такое?

— Дурень, под камнями пустота. Похоже, грунтовымиводами вымыло землю.