— А нам какая разница? — прошептал Томас. Онбыстро огляделся по сторонам. — Надо вытащить этот камешек, поглядеть.

Калика сказал мертвым голосом:

— Томас, очнись. Здесь глыбы как влитые. Зубами неухватиться. А ногти обломаешь.

Томас уже щупал глыбу, стучал кулаком, пытался ухватиться,но зазор между глыбами слишком мал, удавалось ухватить только кончикамипальцем. От усилий кровь прилила к голове, волосы слиплись и закрывали глаза.Тяжелый крест болтался назойливо, стучал по зубам. Томас отмахнулся, но крестлез в ладонь, требовал внимания. Вдруг его пальцы словно сами ухватились захолодное железо, а сердце застучало как у пойманного зайца.

Калика присвистнул, когда рыцарь сорвал с шеи крест и началостервенело долбить край гранитной глыбы. Тяжелый булат вгрызался как железноезубило. Мелкие осколки летели как щепки из-под плотничьего топора.

— Ничего себе, — сказал он удивленно, — Ты,того, поосторожнее... Крепкое железо хрупкое. Не сломай!

— Закрой рот, — посоветовал Томас.

— Ну и железка!

— А ты не верил в силу креста, — упрекнулТомас. — Что нас вытаскивает отсюда, ежели не животворная мощь святогораспятия?

Калика поспешно сунул пальцы в щель, напрягся, вздулся,побагровел. Заживающие ссадины полопались, выступили крупные темновишневыекапли. Томас выдолбил с другой стороны, ухватился. Глыба слегка дрогнула,калика зашипел, придавило пальцы, но глыба уже медленно выдвигалась. Пальцыперехватывали дальше, оба сопели, всхрапывали, наконец камень выполз почтивесь, калика едва успел отпрыгнуть. Томас не стал удерживать, сунул голову впахнувшую сыростью дыру. Успел заметить жидкую грязь, в следующее мгновениеширокая спина калики заслонила. Он встал на четвереньки, заглядывая,выворачивая шею.

Томас ахнул:

— В самом деле выход... Неужто он не знал?

— Не знаю, — ответил Олег напряженно. — Можетбыть, просто дает пометаться... ведь выхода из его царства все равно нет. Яговорю про эти ошейники.

Томас спросил нервно:

— Но мы все-таки пойдем?

— Умирать надо на бегу, — ответил Олег. —Даже в грязи до колена.

Передвигались на четвереньках, ползли по острым камням,обдирая в кровь руки, но вскоре потянуло свежим ветром, где запах смолыперебивался ароматом пота крепких мужских тел. Томас пробился вперед,торопился, а когда показался зловещий красный круг света, он выдохнул с таким облегчением,будто выбрался из преисподней вообще.

Бесконечно кроваво-красное небо нависало тяжелое, какпроклятие родителей. С запада летели быстрые хищные птицы, Томас разгляделкогти на крыльях, а когда стая ушла за горизонт, он сказал тихонько:

— А дальше?

— Не тыкай сапожищами мне в лицо, — ответил каликараздраженно. — Отползай.

Перебежками, пригибаясь за камнями, они пробрались кближайшей россыпи скал. Тень черна как грех, в каменной стене темнела нора.Слева слышались глухие удары. Томас различил привычные запахи пота, крови,гниющего мяса. Каменоломня, тюрьма для наказуемых или яма для несчастных,которых здесь все еще приносят в жертву, как раньше язычники приносили там,наверху, пока не пришла вера Христа и не велела сжигать только виновных: всякихведьм, колдунов, еретиков, а также всех красивых женщин, ибо красоту телеснуюдает, как известно, только дьявол.

— Дальше, дальше, — торопил Олег, — ещенасмотришься...

Томас бежал за ним как легконогая лань. Воздух щекоталпотное тело, без доспехов непривычно легко и гадко. Когда на плечи давитприятная тяжесть железа, на ногах стоишь увереннее, а так сдует любойветерок...

Олег прыгал по камням как горный козел, а внизупроскальзывал как ящерица. Томас несколько раз терял из виду, лунный светмерзок, калика рычал как зверь, и они снова бежали, прыгали, карабкались, покаОлег не вскинул руку, что как голова с множеством рогов отпечаталась наогромном круглом тазу луны.

Томас осторожно выглянул из-за плеча Олега. Впереди былоровное место, окруженное острыми скалами. Посредине горел костер, а перед нимсидела чудовищная женщина, размером со скалу. У нее был вздутый живот, вислыегруди, а толстые, как бревна, ноги раскинуты в стороны. На костре клокотал закопченныйчугунный котел. Грязные неопрятные волосы падали женщине на лицо, Томас не могсказать бы, сколько ей лет, но, судя по расплывшейся безобразной фигуре, этобыла старуха или почти старуха.

— Томас, слушай внимательно, — прошептал Олег.Глаза на покрытом сажей лице блестели лихорадочно, как у больного. — Тыделай все, что сделаю я... И как можно быстрее!

— Да я вроде не ловлю улиток, — обиделся Томас.

— Как можно быстрее, — повторил Олег, инастойчивость в его голосе послала вдоль хребта Томаса дрожь. Старый ворон зряне каркнет, а ежели всегда неторопливый отшельник велит поторопиться, то надовсе делать быстрее молнии.

— Ты только мигни, я сам все до-гадаюсь.

— А кому кол на голо... ах да, у тебя обычно шлем, тебебесполезно...

Не договорив, он выскользнул из тени, подбежал ближе,затаился на миг, давая Томасу подобраться ближе. Дальше было залитое луннымсветом пространство. Томас чувствовал, как громко стучит сердце, что земля подногами начинает подпрыгивать, а котел на треножнике уже покачивается. Похлебкаробко брызнула на огонь, там яростно зашипело, стрельнуло искорками.

Женщина проворчала низким хриплым голосом, ногу чутьсдвинула. Томас закусил губы, нога великанши как тараном сбила торчащий изземли каменный зуб.

Томас видел, как Олег перемахнул через ногу великанши,прыгнул ей на живот и обеими руками ухватил за грудь. Сам Томас, зная, что неперепрыгнет так же легко, обогнул ногу, взбежал по толстой шкуре до левой грудив тот момент, когда великанша вздрогнула, ее огромная ладонь метнулась кОлегу... но тот уже припал к ее груди. Томас видел все боковым зрением, он самухватил другую грудь великанши, припал губами к огромному соску, похожему навинный бурдюк. Странно, он ощутил если не хмельное вино, то нечто похожее нахмельной мед, сделал глоток, поднял голову.

Над ними нависало ужасающее лицо. Волосы падали со лбатолстые, как змеи, глаза горели дьявольской злобой, а изо рта торчали клыки.Голос, похожий на треск грома, прогремел страшно и пугающе:

— Кто вы, дерзкие?

Олег ответил немедленно:

— Теперь и твои дети, Ангрбода. И молочные братья темтвоим сыновьям, что сейчас на большой охоте.

Ее рот сжался в прямую линию, в глазах ярость медленнотаяла. Голос стал не таким громыхающим:

— Ловок... Кажется, я тебя припоминаю. Хотя не думала,что войдешь в родню. А кто второй... отныне тоже мой молочный сын?