Некоторое время стояла тишина, нарушаемая лишь шипящими исеющими искры фитилями, да вонял горящий на полках порох. Походило на то, чтопридется прервать поединок, чтобы снова набить оружие. Ноткер Вейрах ужесобрался было подать знак, когда неожиданно пищаль Зульца сработала со страшнымгулом, сверкнул огонь, заклубился вонючий дым. Стоявшие поблизости услышалисвист пули, которая, пройдя мимо цели, полетела куда-то в стороны сортира.Почти в тот же момент плюнула дымом и огнем хандканона[287]Хайна фон Чирне. С лучшим результатом. Пуля угодила Экхарду Зульцу в подбородоки оторвала ему голову. Из шеи поборника антигуситского похода хлынул фонтанкрови, голова ударилась о стенку овина, упала, покатилась по майдану и наконецупокоилась в траве, глядя мертвым глазом на обнюхивающих ее собак.

– Курва! – сказал в абсолютной тишине ПашкоРымбаба. – Этого, пожалуй, уже не пришьешь.

Рейневан недооценил Самсона Медка.

Он даже не успел оседлать в конюшне коня, когда почувствовалзатылком щекочущий взгляд. Обернулся, увидел и замер, как соляной столп, обеимируками вцепившись в седло. Выругался и тут же с размаху перекинул седло наспину коня.

– Не порицай меня, – сказал он, не поворачиваясь иделая вид, будто целиком занят упряжью. – Я должен ехать вслед за ними.Хотел избежать прощания. Вернее, прощальных споров, которые не дали бы ничего,кроме ненужной обиды и потери времени. Я подумал, что лучше будет…

Самсон Медок, прислонившийся к дверной коробке, сплел рукина груди и молчал, многозначительно глядя на Рейневана.

– Я должен ехать за ними, – выпалил посленапряженного колебания Рейневан. – Иначе не могу. Пойми. Для меня этоисключительный, неповторимый случай. Провидение…

– Личность господина Хайна фон Чирне, – усмехнулсяСамсон, – приводит мне на ум некоторые аналогии. Однако ни одной я неназвал бы провиденческой. Ну что ж, я тебя понимаю. Хоть не скажу, что мне этолегко далось.

– Хайн Чирне – враг Стерчей. Враг Кунца Аулока. Врагмоих врагов, а значит, мой естественный союзник. Благодаря ему у меняпоявляется возможность отомстить за брата. Не вздыхай, Самсон. Здесь не место ине время для очередного диспута, оканчивающегося выводом, что месть – делобесплодное и бессмысленное. Убийцы моего брата не только спокойно ходят по земле,но еще и беспрерывно топчутся у меня по пятам, угрожают смертью, преследуютженщину, которую я люблю. Нет, Самсон. Я не сбегу в Венгрию, оставив ихтешиться гордостью и славой. Мне представился случай, у меня естьединомышленник, я нашел врага моего врага. Чирне пообещал выпустить из Стерчейи Аулока кишки. Может, это и излишняя кичливость, может, низко, может,отвратительно, может, бессмысленно, но я хочу ему помочь. Хочу видеть, как онбудет выпускать из них кишки…

Самсон Медок молчал. А Рейневан, неведомо в который раз, немог не удивляться, видя, сколько в мутных глазах и одутловатом лице идиотазадумчивости и мудрой заботы. И немного, но все же явного упрека.

– Шарлей, – пробормотал он, затягиваяподпругу. – Шарлей, правда, помог мне, сделал для меня много. Но ведь тысам слышал, был свидетелем… И не раз. Стоило мне заговорить о желании отомститьСтерчам, как он тут же начинал отговаривать. При этом ехидничая и относясь комне так, словно я глупый мальчишка. Он категорически отказывается помогать мне,больше того, даже к Адели, ты сам слышал, относится несерьезно, высмеивает,постоянно пытается отговорить меня от поездки в Зембицы!

Конь фыркнул и затопал, словно ему передалось настроениеРейневана, а Рейневан глубоко вздохнул, успокоился.

– Передай ему, Самсон, пусть не обижается. Псякрев, янеблагодарный хам, прекрасно понимаю, что он для меня сделал. Но, вероятно,именно так я отблагодарю его лучше всего. Уйдя. Он сам сказал: я – человекрискованный. Без меня ему будет легче. Обоим вам…

Он замолчал.

– Я хотел бы, чтобы ты пошел со мной. Но не предлагаю.Это было бы с моей стороны скверно и непорядочно. Я иду на опасное дело. СШарлеем тебе будет спокойнее.

Самсон Медок долго молчал, потом сказал:

– Отговаривать тебя я не стану. Не стану толкать тебя,как ты это назвал, на свары и потерю времени. Даже воздержусь высказыватьсобственное мнение касательно смысла мероприятия… Не хочу также еще большеухудшать положения и заставлять тебя мучиться угрызениями совести. Однако знай,Рейнмар: уходя, ты окончательно лишаешь меня надежды вернуться в мойсобственный мир и мое собственное тело.

Рейневан долго молчал. Наконец сказал:

– Самсон. Ответь. Если можешь – честно. Тыдействительно… Ты… Ну, то, что ты говорил о себе… Кто ты?

– Ego sum, qui sum, – мягко прервал Самсон. –Я тот, кто я есть. И давай не будем исповедоваться на прощание. Это ничего недаст, ничего не оправдает и ничего не изменит.

– Шарлей, – быстро сказал Рейневан, – человекбывалый и опытный. Вот увидишь, в Венгрии он наверняка сумеет связаться скем-нибудь, кто…

– Ладно, отправляйся. Отправляйся, Рейнмар.

Котловину заполнял плотный туман. К счастью, он лежал низко,у самой земли, поэтому не было опасности – по крайней мере пока что –заблудиться, было видно, куда идет тракт, дорогу четко определял рядвыступающих из белого покрывала кривых верб, диких груш и кустов боярышника.Кроме того, далеко в темноте помигивал и указывал дорогу расплывчатый, пляшущийогонек – фонарь отряда Хайна фон Чирне.

Было очень холодно. Когда Рейневан проехал мост через Ядковуи погрузился в туман, ему казалось, что он нырнул в ледяную воду. «Ну чтож, – подумал он, – ведь уже сентябрь».

Раскинувшееся вокруг белое поле тумана отражало свет,позволяло, в общем, неплохо видеть то, что находилось по сторонам. ОднакоРейневан ехал в совершенной темноте, едва различая уши коня. Наиболее плотныймрак висел – как ни странно – на самой дороге, меж рядами деревьев и густыхкустарников, силуэты которых были уже настолько демоническими, что юноша то идело вздрагивал от неприятного ощущения и невольно натягивал вожжи, пугая и безтого пугливого коня. Он продолжал ехать, посмеиваясь над собственной трусостью.Ну как же можно, черт побери, бояться кустов?

Два куста неожиданно преградили ему путь, третий выхватил изрук вожжи. А четвертый приставил к груди что-то такое, что могло быть тольконаконечником рогатины.

Вокруг затопали копыта, усилился запах конского ичеловеческого пота. Щелкнуло кресало, посыпались искры, разгорелись фонари.Рейневан прищурил глаза и откинулся в седле: один фонарь подсунули ему почтипод нос.