Эхо немедленно стихло. Еще через пять минут он сумел собратьсвою волю в кулак, подняться, и сделать шаг вперед. Это было верноенаправление. Покрываясь холодной испариной, Артем понял это из-за того, что скаждым пройденным метром звук шаркающих о бетон подошв становился все ближе,двигаясь ему навстречу. И только стучащая в ушах кровь чуть заглушала зловещий шорох.Каждый раз, когда Артем замирал на месте, останавливался в темноте и егопреследователь — в том, что это не эхо, он теперь уже был совершенно уверен.

Так продолжалось, пока шаги не зазвучали на расстояниивытянутой руки. И тогда Артем, крича и размахивая вслепую кулаками, бросилсявперед, туда, где оно должно было находиться по его расчетам.

Ладони со свистом рассекли пустоту, и никто не пыталсяспрятаться от его ударов. Он тщетно рубил воздух, кричал, отпрыгивал,распахивал руки в стороны, пытаясь захватить невидимого в темноте противника.Пустота. Там никого не было. Но только он отдышался и сделал еще один шаг кПолису, как тяжелый шаркающий звук раздася уже прямо перед ним. Еще взмах рукой— и снова ничего. Артем почувствовал, что сходит с ума. До боли выкатив глаза,он пытался увидеть хоть-что нибудь, уши старались уловить близкое дыханиедругого существа. Но там просто никого не было.

Простояв неподвижно несколько долгих секунд, Артем подумал,что, как бы не объяснялось это странное явление, опасности оно для него непредставляет. Наверное, акустика. Приду домой, спрошу у отчима, сказал себе он,и когда он занес уже ногу, чтобы сделать еще шаг к своей цели, прямо в ухо емукто-то шепнул негромко: «Жди. Тебе туда сейчас нельзя»

«Кто это? Кто здесь?» — тяжело дыша, скороговоркой бросилАртем. Но никто ему не отвечал. Вокруг него опять была густая пустота. Тогдаон, вытерев пот со лба тыльной стороной ладони, заспешил в сторону Боровицкой.Призрачные стопы его преследователя с той же скоростью зашуршали в обратномнаправлении, постепенно стихая вдали, пока не канули в тишину насовсем. Итолько тогда Артем остановился. Он не знал, и не мог знать, что это было, онникогда не слышал ни о чем подобном ни от кого из своих друзей, и отчим нерассказывал ему о таком вечерами у костра. Но кто бы не шепнул ему в ухоприказание остановиться и подождать, теперь, когда Артем больше не боялся его,когда у него было время осознать и поразмыслить над произошедшим, звучалгипнотически убедительно.

Следующие двадцать минут он провел, сидя на рельсе,раскачиваясь, словно пьяный, из стороны в сторону, пытаясь побороть озноб, ивспоминая странный, не человеку принадлежавший голос, приказавший ему ждать.Дальше он двинулся только когда дрожь начала наконец проходить, а страшныйшепот в его голове — сливаться с тихим свистом поднявшегося туннельногосквозняка.

Все оставшееся время он просто шагал вперед, стараясь ни очем не думать, спотыкаясь иногда о лежащие на полу кабели, но это было самымстрашным, что с ним произошло. Времени прошло, как ему показалось, немного,хотя он и не мог бы сказать, сколько, потому что в темноте минуты слиплись,когда он увидел впереди туннеля свет. Боровицкая.

Полис.

И тут же со станции послышался грубый окрик, грянуливыстрелы, и Артем, отпрянув назад, спрятался в углублении в стене. Издалеканеслись протяжные стоны раненых, брань, потом еще раз, усиленный туннелем,громыхнула автоматная очередь. Жди…

Из своего укрытия Артем отважился показаться только черездобрую четверть часа после того, как со станции больше не доносилось ни звука.Подняв вверх руки, он медленно пошел на свет.

Это действительно был вход на платформу. Дозоров наБоровицкой не выставляли, видимо, надеясь на неприкосновенность Полиса. За пятьметров до того места, где обрывались круглые своды туннеля, стояли цементныеблоки пропускного пункта и лежало в луже крови распростертое тело. Когда Артемпоказался в поле зрения одетых в зеленую форму и фуражки пограничников, емуприказали подойти ближе и встать лицом к стене. Посмотрев на труп на земле, оннемедленно повиновался.

Быстрый обыск, вопрос про паспорт, заломленные за спинуруки, и, наконец, станция. Свет. Тот самый. Они говорили правду, они всеговорили правду, и легенды не лгали. Свет был таким ярким, что Артему пришлосьзажмуриться, чтобы не ослепнуть. Но он доставал его зрачки и сквозь веки, резалдо боли, и только когда пограничники закрыли его глаза повязкой, глазаперестали саднить. Возвращение к той жизни, которой жили предыдущие поколениялюдей, оказалось болезненней, чем Артем мог себе представить.

Тряпку с глаз сняли только в караулке, похожей на все другиекрошечной служебной комнате, облицованной растрескавшимся кафелем. Здесь былотемно, только на крашеном охровой масляной краской деревянном столе мерцала валюминиевой миске свеча. Собирая жидкий воск пальцем и наблюдая, как оностывает, начальник караула, грузный и небритый мужчина в зеленой военнойрубашке с закатанными рукавами и галстуке на резинке, долго критическирассматривал Артема, прежде чем спросить: — Откуда пожаловали? Где паспорт? Чтос глазом?

Артем решил, что изворачиваться смысла не имеет, и рассказалчестно, что паспорт остался у фашистов, и глаз тоже чуть было не остался тамже. Начальник это воспринял неожиданно благосклонно. — Знаем, как же. Вот,противоположный туннель выходит аккурат на Чеховскую. У нас там целая крепостьвыстроена. Пока не воюем, но добрые люди советуют держать ухо востро. Какговорится, ci vic pacem, para bellum, — подмигнул он Артему.

Последней фразы Артем не понял, но предпочел непереспрашивать. Его внимание привлекла татурировка на сгибе локтя начальникакараула — изуродованная радиацией птица с двумя головами, распахнутыми крыльямии крючковатыми клювами. Она что-то ему смутно напомнила, но что, понять он немог. А потом, когда тот обернулся к одному из солдат вполоборота, Артем увидел,что точно такой же знак, но в миниатюре, был вытатуирован на его левом виске. —И с чем вы к нам? — продолжал начальник. — Я ищу одного человека… Его зовутМельник. Прозвище, наверное. У меня к нему важное сообщение.

Выражение лица у того мгновенно переменилось.Лениво-добродушная улыбка сползла с губ, и глаза удивленно блеснули в светесвечи. — Можете передать мне.

Артем замотал головой, и, извиняясь, принялся объяснять, чтоникак нельзя, что секретность, вы понимаете, поручение было — сторого-настрогоникому не говорить, кроме самого этого Мельника.

Начальник изучающе осмотрел его еще раз, сделал знак одномуиз солдат, и тот подал ему черный пластмассовый телефонный аппарат, аккуратноотмотав прорезиненный телефонный шнур на нужную длину. Покрутив пальцем диск,он сказал в трубку: — Застава Бор-Север. Ивашов. Полковника Мельникова.