Пока он дожидался ответа, Артем успел отметить, чтотатуировка с птицей была и на висках у обоих солдат, находившихся в комнате. —Как представить? — осведомился начальник караула у Артема, прижав щекойбуркнувшую телефонную трубку к плечу. — Скажите, от Хантера. Срочное сообщение.

Тот кивнул, и перекинувшись еще парой фраз с собеседником надругом конце провода, отсоединился. — Быть на Арбатской у начальника станциизавтра в девять. Пока — свободен, — и махнув рукой тут же отступившему отдверного проема солдату, добавил, — вот, подожи-ка… Ты у нас, кажется, почетныйгость и в первый раз… Держи, но с возвратом! — и он протянул Артему темные очкив облезлой металлической оправе.

Только завтра? Артема захлестнуло жгучее разочарование иобида. Ради этого он шел сюда, рискуя своей и чужими жизнями? Ради этогоспешил, заставлял себя через боль переставлять ноги, даже когда сил в них ужене оставалось ни капли? И разве не срочное это было дело — сообщить обо всем,что знал этому чертову Мельнику, который не может найти для него свободнойминуты?

Или Артем просто опоздал, и тому уже было все известно? Аможет, он уже знал нечто, о чем сам Артем еще и не догадывался? Может, онопоздал настолько, что вся его миссия потеряла смысл… — Только завтра? — невыдержал он. — Полковник сегодня на задании, вернется ранним утром, — пояснилИвашов. — Иди-иди, заодно передохнешь, — и он выпроводил Артема из караулки.

Успокоившись, но все же затаив свою обиду, Артем нацепилочки на переносицу и подумал, что они ему очень кстати — заодно и синяка подглазом видно не будет. Стекла в них были царапаные и к тому же чуть искажали,но когда он, поблагодарив караульных, вышел на платформу, то понял, что без нихему было бы не обойтись. Свет от ртутных ламп был слишком ярок для него, да,впрочем, не он один не мог здесь открыть глаза — на станции многие прятали ихза темными очками. Наверное, тоже нездешние, подумал он.

Видеть полностью освещенную станцию метро ему было странно.Здесь совсем не было теней. И на ВДНХ, и на всех других станциях и полустанках,где ему до сих пор пришлось побывать, источников света было немного, и они немогли вытянуть из мрака все видимое пространство, поэтому лишь выхватывали егокуски, и всегда оставались части, куда не проникал ни один луч. Теней у каждогобыло несколько, одна — от свечи — блеклая и чахлая, другая — багровая — отаварийной лампы, третья — черная и резко очерченная — от электрическогофонарика. Они мешались, наплывали друг на друга, на чужие тени, пластались пополу иногда на несколько метров, пугали, обманывали, заставляли догадываться идодумывать. А в Полисе беспощадное сияние ламп дневного света в Полисеиспепелило все тени до одной.

Артем замер, восхищенно рассматривая Боровицкую. Онаоставалась в поразительно хорошем состоянии. На мраморных стенах и беленомпотолке не было и следа копоти, станция была убрана, а над потемневшим отвремени бронзовым панно в конце платформы трудилась женщина в синей спецовке,усердно отскабливая барельеф губкой с чистящим раствором.

Жилые помещения здесь были устроены в арках. Только по двебыли оставлены с каждой стороны для прохода к путям, остальные, заложенныекирпичом с обеих сторон, превратились в настоящие апартаменты. В каждой былсделан дверной проем, и в некоторых даже стояли настоящие деревянные двери, изастекленное окно. Из одного из них доносилась музыка. Перед несколькими лежалиполовики, чтобы входящие могли вытереть ноги. Такое Артем видел впервые. Отэтих жилищ веяло таким уютом, таким спокойствием, что у него защемило сердце —перед глазами вдруг промелькнула какая-то картина из детства.

С той стороны, где должны были находиться гермоворота иэскалаторы, до потолка высилась грубая, но чрезвычайно прочная на вид стена изогромных цементных блоков, в середине которой находилась тяжелая чугуннаядверь, запертая на массивный засов. Рядом размещались несколько зеленых военныхпалаток с нарисованными на них знаками вроде того, что был вытатуирован нависках у пограничников — двухглавая птица.

Там же стояла тележка с укрепленным на ней неизвестныморужием, которое выдавал только длинный ствол с раструбом на конце, чутьпоказывающийся из-под чехла. Рядом несли дежурство двое солдат в темно-зеленойформе, шлемах и бронежилетах.

Еще двое, но в фуражках с мутировавшими птицами на околышах,охраняли лестницы переходов на Арбатскую.

Посреди станции располагались крепкие деревянные столы состульями, за которыми, оживленно беседуя, сидели люди в долгополых серыххалатах из плотной ткани с карманами.

Подойдя к ним поближе, Артем с удивлением обнаружил, что нависках у тех тоже были татуировки — но не птица, а раскрытая книга на фоненескольких вертикальных черточек, напоминавших колоннаду. Перехвативпристальный Артемов взгляд, один из сидевших за столом приветливо улыбнулся испросил его: — Приезжий? Впервые у нас?

От слова «приезжий» Артема передернуло, но справившись ссобой, он кивнул. Заговоривший с ним был ненамного его старше, и когда онвстал, чтобы пожать Артему руку, выпростав свою узкую ладонь из широкого рукавахалата, оказалось, что и роста они приблизительно одинакового. Только сложенбыл тот более хрупко.

Звали его нового знакомого Данилой. Про себя он рассказыватьне спешил, и было видно, что с Артемом он решил заговорить, потому чтолюбопытно было, что происходит за пределами Полиса, какие новости на Кольце,что слышно о фашистах и о красных…

Через полчаса они уже сидели дома у худого Данилы, в однойиз ютящихся между арками «квартир», и пили горячий чай, в котором Артем безтруда распознал их собственную продукцию. Из мебели в комнате был заваленныйкнигами стол, высокие, до потолка железные полки, тоже заставленные доверхутолстыми томами, и кровать. С потолка свисала на проводе несильная, ватт насорок, электрическая лампочка, освещавшая искусно сделаный рисунок огромногодревнего храма, в котором Артем не сразу признал Библиотеку, стоявшую наповерхности над Полисом.

После того, как вопросы у хозяина закончились, пришел чередАртема. — А почему у вас тут у половины людей татуировки на голове? —поинтересовался он. — Ты что, про касты ничего не знаешь? — удивился Данила. —И про Совет Полиса тоже ничего не слышал?

Артем внезапно вспомнил, что кто-то (да нет же, как он могзабыть, это был тот старик, Михаил Порфирьевич, убитый фашистами) говорил ему,что в Полисе власть делят военные и библиотекари, потому что наверху раньшестояли здания Библиотеки и какой-то организации, связанной с обороной. —Слышал! — кивнул он. — Военные и библиотекари. Ты, значит, библиотекарь?