Благодаря рассказам Линелль я кое-что знал об УиннеМэйфейре. Он родился в Новом Орлеане, рос в Бостоне, а доктором стал на севере.На юг он вернулся, только когда с ним связались родственники и предложили неработу, а мечту: возглавить новый медицинский центр. Он стал партнером идоверенным лицом Роуан Мэйфейр, другого титулованного доктора из того жезнаменитого семейства, той самой Роуан, которая создала и финансировала центр исама выбрала области, в которых он будет специализироваться.

Всю каждодневную рутинную работу по управлению центромдоктор Уинн взял на себя, а Роуан неустанно занималась исследованиемчеловеческого гормона роста – давней мечтой Линелль.

Где-то на втором плане оставался отец доктора Уинна, докторЭллиотт Мэйфейр, специалист по общей хирургии, который иногда на прежнем местеработы, поддавшись уговорам, проводил трансплантацию. Эти трое – Роуан, Эллиотти Уинн Мэйфейры – составляли костяк всего заведения.

Доктор Уинн был знаменит своим очень тихим голосом ичрезвычайно мягким прикосновением. Он специализировался в нейрохирургии – тойже области, в которой работала доктор Роуан Мэйфейр. Эти двое считалиськузенами и были похожи не только внешне, но и по темпераменту и одаренности.Встретились они впервые совсем недавно и были немало поражены друг другом.

Линелль боготворила доктора Уинна.

Лично я увидел перед собой спокойного и внимательногочеловека с умным взглядом, высокого и худого. Видимо, его подняли с постели,чтобы познакомить с мисс Лоррейн Куин и ее легендарным чудо-мальчиком, которыйобщался с царством мертвых.

У него были прекрасно ухоженные светлые волосы с серебристымотливом и холодные голубые глаза за очками в тонкой прямоугольной оправе, онговорил со мной едва слышно, и это придавало его словам нотуконфиденциальности, что лично мне очень понравилось. А еще он говорил медленно.

Первым делом он измерил мне давление, хотя еще раньше этоуспела сделать медсестра Потом он заглянул в мои зрачки, приставил стетоскоп кголове и слушал ужасно долго, словно мой мозг ему что-то рассказывал. Затемдоктор прощупал мне гланды и осмотрел синяки на руках. Прикосновения его быливесьма почтительными.

"Я знаю, у вас болит голова, – произнес онмелодичным голосом, – но мы пока не можем дать вам что-то от боли, чтобыне смазать симптомы последствий травмы. Как только обработают ранки, мы отвеземвас на компьютерную томографию".

"Это не моих рук дело, – сказал я. – Я несумасшедший. Вы не найдете никаких повреждений в височной доле моего мозга.Попомните мои слова. Сейчас я скверно себя чувствую, но я не безумен".

Он смерил меня внимательным долгим взглядом.

"Мне сказали, что вам восемнадцать. Это так?"

"Скоро будет девятнадцать, – ответил я. –Неужели есть разница – восемнадцать или восемнадцать с половиной?"

"Полагаю, что есть, – ответил он с улыбкой. –Мы сейчас не будем искать причину припадков. Мы посмотрим, нет ли кровотеченияиз ранки, вызывающей головную боль. Если вы заснете, придется вас разбудить. Асейчас я оставлю вас в покое. Увидимся после томографии".

"Вы ведь, кажется, нейрохирург? – спросил я, желаятолько одного: удержать его. – Так вот, я готов поклясться, что ничего непридумал и вовсе не хочу, чтобы вы ковырялись в моем мозге. Я бы предпочелбесноваться в палате, обитой войлоком, чем позволить такому случиться".

Тут подошли два санитара – по крайней мере, я решил, что онисанитары – и собрались меня увести, но он жестом велел им подождать.

"Расскажите сами, что с вами произошло", –попросил доктор Уинн.

"Один незнакомец, тот самый, что незаконно вторгается вхижину на болоте, которая является нашей собственностью, – так вот, онзабрался ко мне в спальню, несмотря на охрану в доме, вытащил меня из кровати,поволок в ванную, ударил там головой о стену и при этом сыпал проклятиями и угрозами".

Я замолчал. Я не хотел рассказывать ему о Гоблине. Какое-товнутреннее чутье подсказывало, что о нем следует умолчать. Но это же самоечутье не помешало мне молча позвать Гоблина, и тот совершенно неожиданнооказался в ногах моей каталки, по-прежнему сильный, не бестелесный, что былопоразительно после такого приключения. С решительным видом он отрицательнокачал головой.

"Повсюду лежало разбитое стекло, – сказаля, – осколки зеркала и душевой кабины. Кажется, я получил пару царапин,ничего серьезного".

"Как же тот человек выволок вас из постели?" –спросил доктор Уинн.

"За руки".

Доктор взглянул на мои руки. К этому времени синякипроявились еще сильнее. Он внимательно их осмотрел.

Тогда доктор Уинн попросил наклониться вперед, чтобыосмотреть мой затылок. Я повиновался, и его пальцы поразительно нежно ощупалиогромную шишку. От этих прикосновений у меня по всему телу побежали приятныемурашки.

И снова Гоблин покачал головой, не позволяя мне рассказать онас с ним доктору, потому что тот может причинить моему двойнику вред.

"Ну, теперь-то вы мне верите? – спросил я. –Убедились, что я не сам сделал это с собой?"

"О да, я абсолютно вам верю, – ответил он. –Ни одна из ваших ран не могла быть нанесена вами. Это очевидно по многимпричинам. Но нам все равно придется сделать томографию".

У меня словно камень с души свалился.

Томография оказалась относительно простой процедурой,показавшей отсутствие опухоли мозга и кровотечения внутри черепа. Как толькодоктор Мэйфейр подтвердил эти результаты, меня отвезли на каталке в палатулюкс, состоявшую из гостиной и двух спален. Одну спальню предоставили мне, а вовторой разместилась тетушка Куин. За это время Жасмин успела съездить домой затетушкиными вещами и вернуться, но вскоре ей снова предстояло уехать.

Я пообещал не трогать капельницу и вести себя смирно, нотолько если меня развяжут. Доктор Мэйфейр с легкостью согласился на этиусловия.

"Надеюсь, охрану выставили?" – поинтересовался я.

Тетушка Куин поспешила уверить меня, что в коридоре дежуритполицейский офицер в форме, а в холле сидит Клем. Я заметил, что у тетушки Куинзаплаканные глаза. Но еще больше меня расстроил тот факт, что она до сих порбыла в своем неглиже с перьями. У нее даже не было времени переодеться. Меняохватили одновременно злость и страх.

"Знаешь, малыш, странная какая-то ситуация... –Тетушка присела у моей постели. (Гоблин в это время ретировался в угол.) – Унас две версии того, что случилось сегодня ночью, – и обечудовищные".