убийца. Я бы добавил «в целях самозащиты», оно сюда так и просится, – как ни в чем не бывало продолжил Гуров, – но в вашем случае вы защищали не себя. Добавим сюда состояние аффекта и тридцать семь лет, которые прошли с момента убийства. Да и ваши родители стали преступниками по той же неосторожности. Сейчас их уже нет в живых, но я могу себе представить, что они пережили ради дочери. Повторюсь: я никого не оправдываю, но всегда стараюсь понять мотивы, причины и прочую скукоту. В общем, такие вот дела.

Гуров встал с кровати, взял в руки пакет с фотоаппаратом и папку.

– Не вижу причин задерживать гражданку Трифонову-Камбер Елену Ивановну. Что скажешь, Стас?

– Согласен.

Елена, не веря своим ушам, переводила взгляд с одного гостя на другого.

– Вы что, уже уходите? А я?

– А вы собирайтесь, вам в Париж надо, – ответил Стас.

– Стойте!

Елена выскочила перед ними в прихожей, закрыв собой входную дверь.

– Скажите, у Громова была семья?

– У него была гражданская жена, которая ждала его все эти годы, – ответил Гуров.

– Я хотела бы ей помочь.

Елена, стирая слезы, бросилась в комнату и вернулась с кошельком в руке.

– Вот тут у меня евро, рубли. Возьмите все. Я могу перевести ей деньги, у меня есть деньги! Передайте ей от… от кого-нибудь, а?

– Алла Константиновна Ланская скончалась, – сказал Стас. – Буквально на днях.

– Но как же так…

Елена совсем растерялась. Смотрела на деньги, зажатые в руке, и выглядела довольно жалко.

– Совсем забыл, – спохватился Гуров. – У меня здесь еще один документ.

Елена медленно подняла голову.

– Это заключение ДНК, – объявил Лев Иванович. – Надо сказать, что я и наши эксперты сделали невозможное, чтобы я смог заполучить результаты в самые кратчайшие сроки.

– И что это значит? – напряглась Елена.

– Между вашей мамой и Громовым был роман. Вероятно, вы приходились ему родной дочерью, но считали отцом другого человека. Если вы захотите узнать…

– Не захочу.

Елена выхватила из рук Гурова документы и стала их рвать. Сначала на две половинки, потом на четыре, потом на восемь. В конце концов обрывки превратились в толстые маленькие пачки, которые порвать было уже невозможно.

– Ну, ладно, – пожал плечами Гуров. – Если у вас больше нет вопросов, мы пойдем.

Елена открыла дверь и подождала, пока приедет лифт. Гуров такой ее и запомнил – маленькой, одинокой, стоящей возле открытой двери и смотрящей им вслед.

* * *

– А ты сам-то результаты экспертизы просмотрел? – скептически поинтересовался Стас, выходя из лифта на первом этаже.

– Первым делом.

– А мне не сказал, эх.

– Замотался, друг. Сам видишь, с какой скоростью все развивалось.

– И чья же она дочь?

Гуров толкнул подъездную дверь. По глазам полоснуло солнечным светом.

– Она-то? Она дочь своего отца, – ответил Гуров. – Громов никакого отношения к ней не имел. Просто поверил на слово любовнице, которая, думаю, и сама запуталась в предполагаемых папашах своего ребенка. Заедем по пути в магазин, прихватим минеральной водички для болезного Орлова?

– И пивка на вечер, – оживился Стас. – Мне можно, я выздоровел.

* * *

К вечеру на Москву обрушилась гроза, притащившая за собой сильнейший ливень. Город затопило в течение получаса. Таксисты за несколько часов сделали недельную выручку. В подземные переходы нельзя было попасть – воды там было по пояс. Ливневки не справлялись, и многие люди, плюнув на имидж, сбрасывали обувь, подворачивали до колен офисные брюки и добирались до подъездов в таком виде. Одни только дети радовались обрушившейся на Москву стихии, но делали это в безопасных условиях, наблюдая за потопом с балконов или стоя под козырьками подъездов.

– Дождь не закончится и этой ночью, – вещала с экрана телевизора диктор. – Аварийные службы работают в авральном режиме.

Лев Иванович сам решил навестить Кормана. Он заранее сообщил Маше, что заедет после работы к знакомому. Но жена, как выяснилось, и сама не собиралась сидеть дома.

– Еду в театр. Пока что ничего говорить не буду. Пожелай удачи.

– В добрый путь, Строева!

Корман был не против встретиться со Львом Ивановичем. На этот раз в комнате не валялось ни одной книги. Зато был накрыт журнальный столик. Американец приготовил для дорогого гостя селедочку с черным хлебом, ломтики венгерского сала и яйца, фаршированные печенью трески. Запить все это предлагалось водкой «Stolichnaya».

Гуров чуть слюной не подавился, увидев это изобилие. Корман действительно был рад гостю. Они чокнулись, выпили. Гуров потянулся за сигаретами, и Корман с радостью указал ему в сторону балкона.

– Я помню ужасные землетрясения в Гватемале, Китае, Иране и Румынии, – вспомнил американец. – Каждое – больше семи баллов по шкале Рихтера. Кошмарные последствия! По сравнению с теми катаклизмами я бы назвал этот ливень легким дождичком. Понимаю, ставить в один ряд подземные толчки и наводнение некорректно, но я считаю, что их вполне можно уравнять по степени разрушительных последствий. Каждый раз, когда природа гневается, это опасно для жизни.

– Слишком долго стояла жара, – объяснил плохую погоду Гуров. – Теперь подышим.

Молния ударила где-то рядом с домом. Спустя пару секунд загремел гром.

– Словно боги дерутся, – заметил Корман. – Вы мне вот что скажите, я могу вас расспросить про убийство Виктора?

– Да я, собственно, и сам хотел поделиться, – ответил Гуров. – Очень уж странно все вышло в итоге.

– Странно? – оживился Корман. – Что вы имеете в виду?

– То, что казалось простым и объяснимым, в итоге привело совсем не туда, – объяснил Лев Иванович. – Громова попыталась убить та, которую он считал своей дочерью. Она просто защищала отца.

– Это была девочка, – лицо Кормана осветила улыбка. – Викторовна, значит.

– Не совсем. Анализ ДНК показал, что Громов не был ее отцом.

Корман не ожидал такое услышать.

– Как же так, – растерялся он. – Витя был таким счастливым, воодушевленным. Так радовался, что у него ребенок!

– Ну, он знал это только со слов матери ребенка. Его любимую женщину звали, кстати, Екатериной.

– Как императрицу…

– Да, – согласился Гуров.

Корман выглядел уныло.

– Вы знаете, я только что понял, что все происходящее вокруг нас – мираж, дымка. При малейшем движении воздуха все рассеивается без следа. Надежда, уверенность, спокойствие, вера. Это очень печально. Нельзя никому верить, но как тогда жить?

– Верить нужно, – возразил Гуров. – Иначе все полетит к черту. Вот Алла Константиновна, к примеру, верила в то, что Громов жив, хоть и говорила, что привыкла жить без него. Нет, не привыкла. Это ей только казалось. Ожидание и надежда – вот чем она жила. А когда узнала, что его больше нет, то разжала руки и полетела вниз.

– Что с ней