— Не смей ее ругать, — строго сказала Мария. — Она — моясестра. Я знаю всю ее жизнь, я жила в ней!

— Ладно, извини… но нечего ей шастать спозаранку. Москва,знаешь, слезам не верит.

— Это и твоя вина, Илья, — укоризненно заметила Мария. — Ноза Анну беспокоиться нечего. С ней — моя любовь.

— Любовь, знаешь ли, вещь хрупкая! — Карамазов, ужесобравшийся пойти в душ, остановился. — Полно всяких скотов. Могут и обидеть.

— Тех, кого я люблю, очень рискованно обижать, — в голосеМарии скользнул ледяной ветерок. — Я умею прощать и нести Свет. Но и лишать егоя умею!

Заров стоял, крутя в руке телефонную трубку.

Черт.

Как глупо получилось!

Заигрался с «высокими технологиями». Забыл, что за каждойбирочкой-адресом сети стоят живые люди. Породил новую легенду… ну, не легенду —тему для шуток. А Скицын с Озеровым будут долго общаться, пытаясь выяснить, ктоиз них шутник… и наконец придут к единственному выводу.

О том, что писатель Ярослав Заров един в двух лицах.

— Это звонил тот друг, с которым вы вчера пили? — спросилВизитер.

— С ним пил Слава.

— А… — Визитер непроизвольно покосился на дверь ваннойкомнаты. — Хорошо они выпили. Он кто по профессии?

— Психолог.

Визитер лишь покачал головой. Заров невольно улыбнулся.Слава ушел, сбежал, растворился в безвременье, на мир опускалась Тьма. ЗатоЯрослав снова мог улыбаться. Он перешел грань между правдой и ложью, междуделикатностью и цинизмом, между жалостью и беспощадностью.

С того пика, на который он поднялся, уже не было иной дороги— кроме как вниз. Но пока он стоял на ледяном ветру и весь мир был у его ног.Крошечные люди, муравьиная суета на улицах далеких городов, тишина и блеклостьблизкого неба.

Он завоевал право улыбаться.

— Я прокололся, — пояснил Заров. — Вчера вечером я был сразув двух местах. И даже ухитрился оставить тому документальные свидетельства.

— Теперь вас будут искать? — в разговор вступил Кирилл.Кажется, ему было немного неудобно после спора, прерванного телефонным звонком.Неправильный он все-таки ребенок. Дети не должны комплексовать, оказавшисьумнее взрослых. Они должны только гордиться, что мир по-прежнему куда-тодвижется…

— Мне попытаются помочь, — Заров не удержался, и добавил: — Наверное,чтобы не терять удовольствие от новых книг.

— Я не хотел вас обидеть, — Кирилл отвел глаза.

— Ладно, мальчик. Ерунда это все. Давайте думать, какобеспечим мое возвращение от Хайретдинова.

— Это если вы захотите возвращаться, — негромко заметилВизитер.

Сегодня Визирь не собирался заниматься политическойтрескотней. Он еще поспал после разговора с писателем, как и тот, вероятно.Короткий сон уже не принес никакой информации, но ее и так было достаточно.

Позавтракали они вместе с Шедченко. Полковник временамиморщился, поворачиваясь — вероятно, ребра были ушиблены вчерашним выстрелом.Ничего. Впредь наука. Риск оправдывается лишь в том случае, когда завершаетсяпобедой.

— Попробуем привлечь к себе Зарова, — небрежно обронилВизирь, когда они стали пить кофе. — Я предложил ему встречу, и он, вероятно,согласится.

Николай отставил чашку. Спросил, резко и чуть ли нивозмущенно:

— К чему это, Визирь?

— Успокойся, я не собираюсь менять друзей.

Шедченко, похоже, думал о другом. Вскинул глаза наХайретдинова, потом едко заметил:

— А товарищ Сталин этим не пренебрегал. Но я спрашиваю,зачем нам писатель?

— Еще одна голова лишней не будет.

— Точнее — две головы?

— Одна. Посланник Творчества повесился вчера ночью наводопроводной трубе.

Вот теперь Шедченко растерялся. Отвел взгляд — словновысказал что-то мерзкое о человеке, никак к подобному не причастному. Потомбуркнул:

— Совесть заела?

— Может быть. Знаешь, с рефлексирующей интеллигенцией эточастенько бывает, — Хайретдинов вздохнул. — Товарищ Сталин, если уж о немзаговорили, сам попадался. Начинаешь Берию к ногтю брать — «Зачем без приказа?»Оказывается, и впрямь… наплевал на дачу, «эмку», подруг, премии. Пустил пулю влоб или прыгнул в петлю.

Визирь засмеялся было, но тут же оборвал смех, короткобросил:

— Извини. Что-то я… Да, кстати, пацана они так и не прибили.

Шедченко не стал уточнять. Он выстроил схему быстро, незная, впрочем, что она не имеет ничего общего с истиной. Писатель оказался кудалучше, чем он полагал. Неспособны были ни Посланник Творчества, ни его двойникубить ребенка. И никого они убить не способны.

Потому и повесился Посланник. Понял — на победу надеятьсябессмысленно.

— Извини, Рашид. Ты прав, — Шедченко вновь признал егопревосходство. И Визирь не стал вдаваться в мотивы Посланника Творчества.

— На столике у окна лежит пара телефонов, принеси любой, —добродушно попросил Визирь. Шедченко повиновался, и Хайретдинов, беря трубку,пояснил: — Госбезопасность ныне не та. И всю сотовую связь проверять не всостоянии. Есть у меня номер, который слушают, есть и другие… Алло? ЯрославСергеевич?

Николай тоже не старался слушать разговор. Визирь самсообщит ему все, что сочтет нужным. И он действительно посмотрел на него послекороткого диалога, отложив выключенный аппарат.

— Придумал что-то наш литератор, — весело сказал он. —Нашел, видимо, метод обезопаситься!

— Но ты же не собираешься… — прохаживаясь вдоль стены началШедченко.

— Нет, вероятно. Но всякое возможно. Заров просит прислатьза ним машину. Государственную, с депутатскими номерами. В центр, он будетждать на Театральном проезде и Неглинной. И просит приехать тебя.

— Я готов, — просто ответил Шедченко.

— Поведешь сам, — решил Хайретдинов. — Хоть это и противправил… мне придется поговорить с шофером.

— Он человек дисциплинированный, ты его легко уговоришь.

— Конечно, — Визирь посмотрел в потолок, потом вздохнул. —Кажется, я понял план Зарова. Он не дурак. Попробуем с ним подружиться, Коля.

Когда у нее появилась эта мысль — Анна не знала. Не так ужчасто она посещала церковь, даже дома. Не в этом ведь вера.