— Знаешь, — продолжил я, вновь опускаясь вкресло, — а это приятно — вновь вот так посидеть с тобой, хотя бы недолго.Навевает приятные воспоминания.

Эвелин улыбнулась в ответ. Она была просто очаровательна.

— Да, ты прав. — Она пригубила виски. — Когдаты рядом, я чувствую себя почти как в Амбере.

Я чуть не выронил стакан.

Амбер!.. Словно молния сверкнула в моем мозгу. А она вдругзаплакала, и мне пришлось утешать ее, обнимая за плечи.

— Не плачь, малышка. Ну, не плачь. Когда ты плачешь,мне тоже хочется завыть.

Амбер! В этом слове нечто прямо-таки магическое!

— Не плачь, — повторил я тихо. — Еще придутхорошие деньки.

— Ты правда в это веришь?

— Да, — сказал я твердо, — верю!

— Ты все-таки сумасшедший, — сказала она. —Наверное, поэтому я тебя всегда любила больше других братьев. Я почти всегдаверю любым твоим словам, хоть и знаю, что ты сумасшедший.

Она еще поплакала, потом перестала.

— Корвин, — сказала она, — если ты все-такипопробуешь… если благодаря какому-нибудь выверту Тени у тебя получится… ты незабудешь свою сестричку Флоримель?

— Не забуду, — ответил я, твердо зная, что это еенастоящее имя. — Тебя я не забуду.

— Спасибо, Корвин. Я передам Эрику только суть нашегоразговора. А про Блейза вообще ничего не скажу. И о своих подозрениях тоже.

— Спасибо, Флора.

— Но тебе я все равно не верю ни на грош! —добавила она. — Тоже не забывай.

— Об этом и говорить нечего.

Потом она позвала горничную, и та проводила меня вотведенную мне комнату. Я как-то умудрился даже раздеться, рухнул, в постель,заснул мертвым сном и проспал целых одиннадцать часов.

Утром, когда я проснулся, Флоры дома уже не было. Никакойзаписки она не оставила. Горничная подала мне завтрак на кухне, а самаотправилась по своим делам. Я не стал расспрашивать ее ни о чем, поскольку оналибо действительно ничего не знала, либо не имела права сказать мне хоть что-тоиз того, что меня интересовало. К тому же она, несомненно, донесла бы о моихрасспросах Флоре. Итак, поскольку дом был в полном моем распоряжении, я решилотправиться в библиотеку и там попробовать что-то разузнать. Кроме того, явообще люблю библиотеки. Я прекрасно чувствую себя в окружении множества книг,в которых столько прекрасных и мудрых слов. Всегда как-то спокойнее, когдачто-то отгораживает тебя от Тени.

Внезапно откуда ни возьмись появился Доннер или Блицен, аможет быть, еще какой-то их братец, и, припадая на лапы, пошел за мной похоллу, нюхая мои следы. Я попробовал расположить собачку к себе, но это быловсе равно что улыбаться полицейскому, когда тот задерживает тебя на шоссе запревышение скорости. По дороге я заглянул и в другие комнаты — просто комнаты,обычные и совершенно безобидные.

Итак, я вошел в библиотеку, где снова уперся взглядом вАфрику на гигантском глобусе. Дверь за собой я закрыл, оставив собак вкоридоре, и прошелся вдоль полок, разглядывая корешки и читая названия книг.

Большая часть из них была по истории, во всяком случае мнетак показалось. Много было также книг по искусству — большие, дорогие альбомы.Некоторые я полистал. Самые лучшие мысли приходят в голову, когда думаешь вродебы о чем-то совсем другом.

Флора явно была богата. Если мы родственники, то не должноли это означать, что и у меня есть кое-какое состояньице? Интересно было быузнать поточнее, каковы мой социальный статус и профессия, а также — откуда яродом. Кажется, о деньгах я никогда не беспокоился, всегда была масса способовраздобыть их, если я в этом нуждался. Владел ли я таким же большим домом? Я непомнил.

Чем же все-таки я занимался раньше?

Сидя за столом, я сосредоточенно пытался хоть что-нибудьвспомнить. Нелегко копаться в собственной памяти, как в чужом сундуке. Можетбыть, именно поэтому я и не мог ничего оттуда выудить. Что твое, то твое. Этокак бы часть тебя самого, и совершенно невозможно смотреть со стороны на то,что находится где-то у тебя внутри. В том-то все и дело.

Врач? Мысль пришла мне в голову, когда я рассматриваланатомические наброски Леонардо да Винчи. Невольно я начал вспоминать различныестадии хирургических операций и понял, что в прошлом не раз оперировал людей.

Нет, не оно. Кое-какой медицинский опыт у меня имелся, нолишь как часть чего-то большего. Практикующим хирургом я не был, это япочему-то знал. Но чем же я тогда занимался? И в какой области?

Внезапно мое внимание привлекла сабля.

Сидя за столом, я имел возможность обозревать всю комнату ина дальней стене среди прочих вещей заметил старинную кавалерийскую саблю,которую в первый раз почему-то просмотрел. Я подошел к ней и снял с крючка.

Оружие было в запущенном состоянии. Мне сразу же захотелосьвзять точильный брусок и масляную тряпку, чтобы привести клинок в божеский вид.Я явно кое-что понимал в старинном оружии, особенно что касалось клинков.

Сабля легко и надежно лежала в руке, придавая уверенность. Явстал в позицию, парировал воображаемый выпад, нанес несколько рубящих ударов…Да, я безусловно знаю, как управляться с такой штукой.

Так каково же оно, мое прошлое?

Я вновь огляделся вокруг, надеясь еще на какую-нибудьзацепку. Но остальные вещи молчали.

Я повесил клинок обратно, вернулся к столу и, усевшись вкресло, решил осмотреть ящики. Начал я со среднего, затем, ящик за ящиком,осмотрел левую тумбу и, наконец, правую.

Бумага, конверты, почтовые марки, скрепки, огрызкикарандашей, ластики — всякая чепуха.

Тогда я вынул из стола все ящики один за другим и, поочереди ставя себе на колени, начал копаться в каждом. Сделать обыск, это былане мимолетная мысль, а опять-таки часть моих прошлых умений. Которые такжепамять подсказывали мне, что надо исследовать и сами тумбы. Изнутри.

Вот тут-то и обнаружилось то, что сначала ускользнуло отмоего внимания: верхний ящик правой тумбы был не таким глубоким, как остальные.Я заглянул внутрь и увидел что-то вроде небольшой коробки, прикрепленной снизук крышке стола.

Это тоже оказалось выдвижным ящиком, маленьким и запертым назамок.

Я поковырялся в замке скрепкой, потом булавкой и уже черезминуту вскрыл ящичек с помощью рожка для обуви, который нашел там же, в столе.И обнаружил колоду игральных карт.