Действительный тайный советник Гавриил Львович Курятников,запахнув полы подбитого ватой шлафрока — утро выдалось прохладное, —тихонько приоткрыл дверь казенной квартиры и спустился на скоростном лифте кпочтовому ящику. Повернул ключ, вынул пачку свежих газет. Первым деломосторожно и брезгливо, как ядовитую змею? вытянул свежий номер «Московскогобого-мольца» и зашуршал серыми страницами. На первой полосе любимой москвичамигазеты во весь лист красовался заголовок вершковыми буквами: «ЕГОПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО ЛЮБИЛ ДОМАШНИХ ПТИЦ». И ниже, мельче, но все равно крупно:«Скандальные показания девиц легкого поведения против генерального прокурораКурятникова». Гавриил Львович застонал и покачнулся, схватившись рукой завысокий лоб. Разорвать, немедленно разорвать этот бульварный листок.

«Ведомости народных депутатов», как и подобает газетеумеренного и респектабельного направления, поместили новость на второй страницеи мелким шрифтом. Бог даст, Полинька не заметит — она всегда сразуперелистывает на страницу светской хроники и культуры. С «Русским словом» и«Московским созерцателем» тоже обстояло благополучно — редактора этих изданийотносились к позиции Гавриила Львовича с уважением.

Истребив пасквильного «Бого-мольца», его превосходительствоаккуратно свернул остальные газеты и положил их обратно в ящик. Вот проснетсяПолинька, выпьет кофею и спустятся за свежей прессой. Теперь можно, нестрашно.С тех пор как начался весь этот кошмар, телевизионные новости в доме, несговариваясь, смотреть перестали — только голливудский сериал «Скорая помощь» иканал «Культура». Радио тоже не слушали.

О кошмаре в семье говорить было не принято — будто не былоего, и всё тут. Первые недели Полина Аполлоновна ходила вся почерневшая исмотреть на супруга избегала, а потом преодолела себя, поняла, что если еще иона мужа казнить станет — сломается Гавриил Львович, не выдержит. Не то чтобыдаже пожалела его, клятвопреступника и блудодея, нет. Просто вспомнила о долге.Ведь одно дело — Ганечка, слабость и грехи которого за долгие годы замужества онаизучила слишком даже хорошо, и совсем другое дело — генеральный прокурорКурятников, государственный муж и человек чести. То есть, конечно. былосовершенно очевидно, что женского прощения Гавриилу Львовичу не дождатьсяникогда, но уважения супруги он, по крайней мере, нс утратил. Как и своегособственного.

Да, слаб и грешен. Знал это за собой всю жизнь, еще сПажеского корпуса, когда после вечерней молитвы пазил через забор и до расцветапропадал в дешевых домах терпимости на Лиговке.

Страшный, сильный бес, имя которому сладострастие, с младыхногтей терзал плоть и душу Гани Курятникова лютым соблазном. По молодости летсправляться с напастью Гавриил Львович не умел вовсе и не раз попадал из-засвоей пылкой влюбчивости и африканской чувственности в рискованные истории. Кактолько на юридическом поприще удержался — загадка. Верно, берег Курятниковаангел-хранитель, мощнокрылый Гавриил, от гибели, для некоей великой цели.

А гибель по временам ходила близехонько. До сих пор в сыруюпогоду давал себя знать кусок свинца, засевший под правым локтем, —напоминание о давней дуэли со вторым секретарем Свято-Даниловского райкомаиз-за золотоволосой лорелеи замзаворгсектором. Да и позже, уже вПервопрестольной, случалось всякое — хлебнула Полина Аполлоновна, тогда ещепросто Полинькаа, и горя, слез, и сердечных обид.

Но годам к тридцати, когда другие сластолюбцы только-тольконачинают втягиваться в Большой Разврат, свершилась с Курятниковым разительнаяперемена. Долг оказался сильнее чувственности. Вдруг дошло до ГавриилаЛьвовича, что человек, избравший дорогу правосудия, должен быть безупречен ичист — иначе нету него нравственного права охранять белоснежную тогу Закона.

И Курятников сумел одолеть злокозненного беса. Жизнь, до техпор мутная и хмельная, сразу вошла в мирное, равнинное русло. Полинька ожила,помолодела, родила мужу одну за другой двух дочек, умниц и красавиц. И скарьерой пошло на лад: стал Гавриил Львович самым молодым в российской историитоварищем генерального прокурора, а после, в положенный срок, был сочтендостойным возглавить это почтенное ведомство.

И лишь одному Богу, а вернее дьяволу, известно, каких мук,какого неимоверного напряжения воли стоило Курятникову бесстрастно взирать настройноногих секретарш в обтяжных мини-юбках, на сдобных, пышногрудых депутатшиз фракции «Дамы России», на министра богоугодных дел Амалию Францевну фон Безеили даже просто на улыбчивых дикторш с канала НТВ (особенно егопревосходительству нравилась одна черненькая, С легкой косиной в милыхглазках).

Достигнув пятидесяти, решил было Гавриил Львович, что всё,недолго осталось ему мучиться — скоро станет поспокойней, поутихнет неистовствогормонов. потеснится буйная плоть и даст дорогу покойной мудрости,благословенной награде зрелого возраста. Так ведь и вправду вроде как спокойнейстало. Хотя бесстыдные, обжигающие сны мучили по-прежнему. Ну да что сны — это,как известно, материя безответственная и силе воле неподвластная.

И вдруг, как гром среди ясного предзакатного неба — тосамое. Проклятое, благословенное, вознесшее до райских кущ и обрушившее вадские бездны, Казалось, всё теперь отдал бы, чтобы не было той роковой ночи. Ав то же время (сердце-то не обманешь) твердо знал Курятников: не случись тойночи, и жизнь ему была бы не в жизнь.

Произошло же вот что: действительный тайный советникКурятников, генеральный прокурор, кавалер Ордена Подвязки и звезды «За заслугиперед Отечеством» 2-й степени, один из первейших сановников державы, влюбилсясразу в двух женщин.

Даже и в юные, сумасшедшие годы такого с ним никогда неслучалось, а тут на тебе.

Гавриил Львович расследовал дели огромной государственнойважности. Знал, что ходит по леэвию бритвы. Всего можно было ожидать отзлодеев: и публичной пощечины, и клеветы, и даже яду в любимом прокуроровомкоктейле «Маргарита».

Однажды его превосходительство подъезжал к зданиюпрокураторы в своем бронированном «даймлер-бенце». Оторвал глаза от секретнойраспечатки и обмер. У ворот стояла стройная барышня в шляпе со страусовым пероми в вуалетке. Встретив взгляд государственного человека, откинула дымчатый газс тонкого лица, шагнула вперед (лимузин как раз притормаживал), и у ГавриилаЛьвовича стиснулось в груди от мерцания ее ярко-зеленых глаз.

А в тот же день, вернее, уже вечером, когда Курятников сосвоим швейцарским коллегой был в «Геликон-опере» на «Сказках Гофмана», онувидел давешнюю незнакомку в соседней ложе. Она обернулась, и генеральныйпрокурор ахнул: глаза у прелестницы оказались уже не зеленые, а синие-пресиние.Гавриил Львович взял себя в руки, вспомнив о существовании цветных контактныхлинз, и всецело отдался волшебному неистовству Оффенбаха.