О, если б они знали, что пальцы невидимой для камеры рукинамертво стиснуты, а ногти впиваются в ладонь, так что после эфира остаютсякровавые стигматы — особенно в те дни, когда приходится говорить чудовищныегнусности. Как, например, сегодня.

Ипполит привык на своей тошнотворной службе ко всякому, ноиспытание, выпавшее на его долю нынче, превосходило все мыслимые и немыслимыепределы. С мерзостью приготовленного материала не шли ни в какое сравнениени позорнейший спецрепортаж о педофилии в стенах Святейшего Синода (пришлосьрасплачиваться нервным срывом и тремя неделями бессонницы), ни даже фальшиваясенсация о перемене пола председателем коммунистической партии, достойнейшимчеловеком и образцовым семьянином (коммунисты, разумеется, проигралиимператорские выборы, но с Ипполитом случился микроинфаркт).

Вчера Вяземского вызвал Шеф и в своей всегдашнейзадушевной манере сказал:

— Ипа, золотко, горю. На тебя вся надежда. Выручай.ГубоК наехал — по всему меню: банки, шманки, офшоры, хуеры. Понял, гнида лысая,куда ветер дует. Дедушка снова в отключке, вот псы и борзеют. Сделай Губка, какты умеешь. В нокаут, в кашу. Без интеллигентских соплей. Ты ж волк, ане какой-нибудь слюнявый Доренко-Пидоренко.

Шеф коротко хохотнул, а Ипполит болезненно улыбнулся —его покоробил грубый выпад в адрес уважаемого коллеги.

Когда же он просмотрел полученные от Шефавидеоматериалы, стало совсем худо. Всю ночь просидел в монтажной, то курякрепкие французские сигареты, то глотая сердечное. Один раз — на счастье рядомникого не было — из груди вырвалось глухое, сдавленное рыдание.

Бедный ГубоК (так называли столичногогенерал-губернатора — кто любовно, а кто и неприязненно) не заслужил этогоподлого, запрещенного удара, равнозначного политическому убийству. Ипполитвсегда симпатизировал маленькому, энергичному человеку, при котором Первопрестольнаяпохорошела, посвежела, украсилась дивной красоты монументами. Столичныеобыватели недаром полюбили потертую треуголку Губка и его знаменитыенафиксатуаренные усы а-ля фюрст Бисмарк. Ну себе на уме, ну окружен вороватымичиновниками, ну любит и сам хорошо пожить, но зато ведь и о городе незабывает, а маленькие слабости — у кого их нет?

И вот этого славного хлопотуна он, Ипполит Вяземский, долженвтоптать в грязь. Невыносимо!

Но Ипполит Вяземский — человек слова и исполнит долгчести. Как сказал великий Лао-цзы: «Благородный муж знает, что нет ничего белеепризнательности и чернее неблагодарности». Эта цитата не раз в трудную минутуукрепляла израненную душу тележурналиста.

— Честно говоря, каждый из нас частенько наведывается вэто уединенное место, — сказал Ипполит в камеру, чуть скривив уголок рта всаркастической усмешке. — И простые трудяги, и духовные особы, и звездыэстрады, и даже (многозначительная пауза) вершители наших судеб.

На экране замелькали картинки всевозможных туалетов: деревенскийнужник, вокзальный сортир, совмещенный санузел хрущобы, малахитовыйгигиенический гарнитур из новорусского дворца (очень вероятно, что Шефу жеи принадлежащего).

— Ими-то, вершителями, мы сейчас и займемся. Честноговоря, нам стало интересно, на каких стульчаках восседают народные избранники— да вот хоть бы наш неутомимый генерал-губернатор, избирательная кампаниякоторого построена на похвальном лозунге «Покупаем отечественное!»

Ипполит просто физически ощутил, как рейтинг программырванулся кверху. Электорат перестал рыскать по каналам, мечась между ток-шоу ифутбольным обозрением, припал к экранам Императорского канала. По просторамвеликой державы прокатился многоголосый крик: «Ма-ань! Хорош по телефонуболтать, давай сюда!»

— Честно говоря, мы были уверены, что наш главныйпатриот проводит самые сокровенные минуты своей жизни наедине с унитазомродного Пролетарского завода, который бьется, как рыба о лед, пытаясь сбытьсвою незатейливую продукцию.

На экране крупным планом возник фаянсовый раструб уродливоготворения подмосковных мастеров и наложением — изможденные лица сидящих беззарплаты рабочих. А сейчас — первый нокдаун:

— У нашего генерал-губернатора три уборных в однойквартире, три в другой, четыре в загородном особняке и еще несколько вохотничьем домике. Ах, какой завидный рынок сбыта для отечественныхпроизводителей, подумали мы, — с деланой наивностью проговорил Ипполит ихищно подмигнул. — Ну и, по нашей обычной привычке, решили проверить.Смотрим отчет нашего специального корреспондента.

Пошел большой, восьмиминутный сюжет — тошнотворные съемкискрытой камерой. Бедняга Губок — кто же за него после такого проголосует…

Смотреть эту гадость еще раз у Ипполита не было сил. Онпоказал ассистенту, что сейчас вернется, и, пошатываясь, удалился в умывальную.

Проглотил противорвотную таблетку. С ненавистью поглядел взеркало на свое гладкое, лоснящееся от грима лицо.

После прошлой передачи Липочка, придя из пансиона, спросила:«Папа, а что такое „подонок“? Зинаидыванна говорит, что ты подонок.»

Один звонок Шефу, и Зинаидыванна вылетела быс завидного места, а заодно с ней и директриса. Но Ипполитдоносительствовать не стал — просто забрал обеих дочерей из пансиона.

Потому что бесстрашная Зинаидыванна права. Он подонок, изнает это лучше, чем кто-либо другой.

Бедные девочки, Липочка и Аглая, еще не раз доведетсяим выслушивать такое про папу. И ведь не объяснишь, не растолкуешь, что еслиИпполит Вяземский и подонок, то исключительно из соображений чести. Он —невольник чести. Или подонок чести — это одно и то же.

Шесть лет назад, когда он был подающим надежды, но скромным,еще очень скромным репортером, случилось несчастье. Жена, обожаемая Настенька,которая, по заверениям врачей, должна была родить двойню, произвела на светсиамских близнецов — двух крошечных девочек, сросшихся бочками. Охваченныйужасом и отчаянием Ипполит сбился с ног и выяснил, что только в далеком Аомынеесть чудо-хирург доктор Лю, который может разъединить малюток, сохранив жизньобеим. Однако операция китайского кудесника стоила полмиллиона долларов, ав ту пору для Вяземского это была совершенно фантастическая сумма. Лучшебы уж его не было вовсе, этого доктора Лю — легче было бы мириться страгедией. Мысль о том, что спасение возможно, но из-за проклятой бедностинедоступно, сводила Ипполита с ума. А между тем шли недели, месяцы, и каждыйпотерянный день уменьшал шансы на успех операции.

И вдруг свершилось чудо. Ипполиту позвонил Шеф, находившийсятогда в самом зените могущества. Сказал: «Слышал о твоей проблеме. Подваливайко мне в Кремль. Ты парень способный, надо помочь». А ведь они тогда ещедаже не были знакомы!

Операция прошла успешно, дочки превратились из двухголовогозмея-горыныча в очаровательных резвуний и хохотушек. Ипполит же дал себеклятву: для этого человека он сделает все. Такой долг невозможно было выплатитьдаже собственной жизнью.