— А ты смогла бы разминировать мост? — спросилСварог строгим голосом экзаменатора.

— Плевое дело. Если мы имеем дело с пороховым шнуром,без химических взрывателей… — Мара спохватилась, негодующефыркнула. — Ну, нечестно! Только я настроилась…

Сварог рассмеялся, привлек ее к себе и прильнул кполураскрытым губам, даже не пытаясь разобраться в обуревающих его чувствах.Знал одно: так неистово и яростно они друг друга еще не любили — растворяясьдруг в друге, теряя всякую связь с окружающим бытием, зная друг про друга, чтооба слышат где-то на границе сознания беззвучное карканье: «Вокруг Хелльстад,Хелльстад, Хелльстад…»

Сварог открыл глаза и прислушался, пытаясь понять, что егоразбудило.

Для этого и не потребовалось особого напряжения чувств.Дверь в кабинет была полуоткрыта, как он ее и оставил, — только сейчасвнутри горела на столе лампа, и в спальню падала полоса света, достигающаяпостели, задевающая краешек лезвия Доран-ан-Тега. Потом в кабинете послышалисьшаги — кто-то прошелся по комнате, ступая громко, уверенно, ничуть не прячась.

Шумно отодвинули кресло. Сварог толкнул локтем Мару — но ееровное, глубокое дыхание ничуть не изменилось, она безмятежно спала, хотятакого с ней не могло случиться. Не отрывая взгляда от полосы света, Сварогощупью нашел плечо девушки, потряс — Мара должна была мгновенно вскинуться.Однако она спала. Мелькнула дурацкая мысль: Горонеро вернулся за чемоданом…

На полпути задержав протянувшуюся было к топору руку, Сварогбесшумно вытащил из-под подушки пистолет — тот, что стрелял серебряными пулями.

Замер, прикидывая варианты.

Вариант был один: встать и выйти туда…

В кабинете громко откашлялись — вновь открыто,демонстративно. Кто бы там ни сидел, он честно предупреждал о своемприсутствии, и это сбивало с толку. Мара перевернулась на другой бок, лицом кстене, умиротворенно посапывая. Пора было решаться. Помогая себе одной рукой,Сварог влез в штаны, опустил ноги на пол и бесшумно направился к двери, держасьподальше от полосы света.

— Входите, что же вы, — послышался оттудаспокойный мужской голос, совершенно незнакомый.

Сварог вошел, держа под прицелом расположившегося в креслечеловека, — лампа на гибком кольчатом шнуре опущена вниз, лицо и фигуранежданного гостя скрыты мраком. Не помог и «кошачий глаз» — как Сварог нинапрягался, лицо сидящего оставалось словно бы подернуто густой мглой.

Сварог слегка повел стволом.

— Не нужно, — так же спокойно сказалсидящий. — Вреда вы мне не причините, но придется уйти, а нам непременнонужно побеседовать. Рубашку не накинете ради пущей респектабельности? Вы,во-первых, гостя принимаете, во-вторых, вы граф, барон и лорд, а среди моихмногочисленных титулов есть и княжеский.

Сварог, чувствуя себя на удивление спокойно, придвинулвторое кресло и сел, бросив пистолет на колени. Сон схлынул, голова была ясная,и он ни на миг не собирался упускать инициативу. Посему демонстративнопошевелил пальцами босых ног, шумно почесал голый живот, взял со стола бутылкус красивым парусником на пестрой этикетке и налил только себе, пояснив:

— Вам не предлагаю. По слухам, другой у вас любимыйнапиток…

Сидящий напротив посмеялся коротко и вежливо, как человек,способный понять хорошую шутку. И продолжал беззаботно:

— Вполне понимаю ваше мальчишеское желание показатьсебя крутым и несгибаемым, но не оставить ли нам и состязания в плоскомостроумии, и скоропалительные колкости?

— Я вам особых колкостей не говорил.

— Ну, собирались. Ведь правда? Мы с вами не дети. Я нестрадаю повышенной обидчивостью, но вам, дорогой лорд Сварог, следовало быотнестись ко мне чуточку уважительнее, потому что я — это… я.

Он поднял лампу повыше, покрутил регулятор, осветив всевокруг.

Сварог жадно уставился на непрошеного гостя и ощутил легкоеразочарование.

Гость был одет в скромный темно-серый камзол, обшитый чернойтесьмой, — ни дать ни взять, добропорядочный горожанин Бронзовой гильдии,не выше. И лицо самое что ни на есть народное — скуластое, худое, располагающеелицо неглупого крестьянина или служаки-сержанта, работяги и философа войны.Руки, спокойно лежащие на коленях, — тяжелые, неуклюжие, с натруженнымиладонями. Только глаза выбиваются из образа — темно-желтые, словно быбездонные, удивительным образом и умные, и пустые, зрачок-точечка, словнопроколотая иглой дырка в иную реальность, где нет ничего, кроме абсолютногомрака.

— Неплохо, — сказал Сварог. — Великолепнаямаска. Это не колкости, я серьезно говорю. С такой физиономией ко мне и следуетявляться. Свой мужик, ах, какой свойский, не усатенький демонический красавчик,не седовласый благообразный аристократ…

— Даже если вы все понимаете, ваше подсознаниенезависимо от ваших побуждений играет на моей стороне, — усмехнулсягость. — Вы знаете, кто я, но от моей маски никуда не деться… Вампостоянно приходится делать над собой некоторое усилие, чтобы видеть за маскойсущность…

— А как насчет настоящего облика?

— Вы не то чтобы этого не перенесете, но… Понимаете,нет таких слов… Вы — человек, а я — совершенно другое.

— Кстати, о сущности, — сказал Сварог. — Ктомне поручится, что передо мной — самый главный? Не заштатная нечисть,обосновавшаяся вблизи пансиончика? Не мелкий здешний бес? Ваши, знаете ли,слуги то и дело являлись ко мне в самых разных обличиях.

Несколько секунд стояла тишина, и слышно было, как в холлевремя от времени тревожно фыркают лошади, ржут коротко, испуганно, словновскрикивая.

— Забавно, — сказал наконец гость. — С такимоборотом дела мне почти не доводилось сталкиваться. Ну не могу же я, проститевеликодушно, выправлять самому себе солидный документ с подписями и печатями?Что за абсурд… Ага… Вас ведь там, наверху, насколько мне известно, обучилинаспех мелким фокусам? Вот и попробуйте усмотреть мою истинную сущность. Потомподелитесь впечатлениями…

— Вы правы, это мысль, — со светской улыбкойсказал Сварог и произнес про себя нужные слова.

С таким он еще не сталкивался. Все в комнате осталосьпо-прежнему, и в то же время она пропала, Сварог был в двух местах сразу, вдвух мирах, одинаково реальных, и перед ним грузно перекатывались, клубились внепонятной бездне исполинские потоки мрака. Тьма обрела мириады оттенков,переливов и колеров, то оформляясь в осязаемое переплетение необозримогигантских змей, то расплываясь невесомыми извивами туманов, пронизанныхколючими лучами черных, ослепительно черных звезд. Он погружался в бездну,липкую, засасывающую, сомкнувшуюся над головой, уплывал в нескончаемые пучины,и все, имевшее формы, очертания, контуры, иные, кроме черной, краски, осталисьнаверху, в неизмеримой дали… И это был Ужас.