Когда Юдзи и родители вернулись домой, дом показался им безХироко невероятно пустым. Прежде Хироко бесшумно и быстро сновала по комнатам,выполняя домашнюю работу, помогая матери и ничем не подчеркивая своеприсутствие. А теперь, вдруг лишившись ее, Юдзи почувствовал, какая одинокаяжизнь ему предстоит, и сразу отправился к друзьям, чтобы избавиться от мрачныхмыслей.

Масао и Хидеми долго смотрели друг на друга, размышляя,правильно ли поступили, не слишком ли молода Хироко, не станет ли ее отъезд вКалифорнию ужасной ошибкой. Особенно тягостные мысли донимали Масао — в этотмомент он был готов вернуть дочь и забыть о колледже. Но Хидеми не терялауверенности, что они поступили так, как следовало, желая добра дочери. Хирокобыла всего годом моложе ее самой во времена замужества с Масао. Хироко многомунаучится, обзаведется друзьями, а когда вернется домой, еще долго будетвспоминать о годе, проведенном в Калифорнии. Масао прав.

Мир изменился, людям, живущим в нем, мало знать древниеобычаи, уметь составлять букеты и разливать чай. Когда-нибудь этот мир будетпринадлежать молодежи, такой как Хироко и Юдзи. Их дочь должна быть готова кпеременам, должна усвоить уроки, которые понадобятся ей в жизни. Год пролетитнезаметно, думала Хидеми, глядя на мужа и улыбаясь.

— Вы поступили правильно, — великодушно произнеслаона, зная, что Масао нуждается в ободрении. Его раздирали противоречивыечувства. Он не мог забыть ужас в глазах дочери, оставшейся на корабле, когдаони спускались по трапу.

— Как ты можешь быть уверена в этом? — несчастнымголосом спросил он, исполняясь благодарности к жене.

— Потому, что вы мудрый человек, Масао-сан, —объяснила Хидеми, кланяясь мужу. Он взял ее за руку и медленно притянул к себе.Они провели вместе девятнадцать счастливых лет. Уважали и всем сердцем любилидруг друга. Любовь придавала им силы, помогала переносить невзгоды. За этовремя им не раз приходилось принимать трудные решения, но ни одно из них небыло таким тягостным. — Там она будет счастлива, — добавила Хидеми,желая поверить собственным словам и вспоминая все, о чем говорил когда-тоМасао.

— А если нет? — возразил Масао, вдруг почувствовавсебя одиноким стариком. Но его дочери сейчас было еще тоскливее.

— Тогда она станет сильной — это пойдет ей на пользу.

— Надеюсь, — тихо отозвался Масао. Хидеми взялаего за руку, и они медленно побрели в сад. Моря оттуда не было видно, но обапосмотрели в ту сторону, где оно скрывалось за горами, и, вспомнив о Хироко,стоящей на палубе «Нагоя-мару», низко поклонились, не сводя глаз с горизонта.

После двухнедельного плавания «Нагоя-мару» бросил якорь вгавани Сан-Франциско. Наступил август, море было тихим, погода — чудесной, идля большинства пассажиров плавание прошло благополучно.

В основном на «Нагоя-мару» путешествовали семьи и пожилыелюди, которые никуда не спешили и потому отказались от пересадки в Гонолулу.Пассажиры были в большинстве японцами, отправляющимися в Перу и Бразилию, нопопадались и американцы — как соседка Хироко по каюте. Замкнутая и сдержанная,пожилая женщина редко разговаривала с другими пассажирами и с Хироко — развечто когда они одевались или проходили мимо друг друга по пути в ванную.

Хироко было нечего сказать соседке, как и всем прочим. Всюдорогу до Сан-Франциско она провела оцепенев от горя и тоски по дому, которыеусиливали легкие приступы морской болезни.

Несколько раз молодые японцы пытались заговорить с ней, ноХироко с безукоризненной вежливостью избегала любых попыток вовлечь ее вразговор. Со времени выхода из гавани Кобе до прибытия в Штаты она почти неразговаривала, ограничиваясь лишь краткими пожеланиями доброго утра или вечера.Приходя в столовую, она ни разу не обменялась со своими соседями по столу дажепарой фраз. Она выглядела совершенно неприступной и выбирала самые темные инеброские цвета кимоно.

Незадолго до того, как корабль бросил якорь, Хироко уложилачемодан и маленькую сумку и на мгновение застыла у иллюминатора. Прямо по курсувиднелся новый мост Золотые ворота, на холмах расстилался город, сияя в лучахсолнца ослепительной белизной зданий. Вид был живописный, но он казался Хироконепонятным и совершенно чужим. Она не могла не задаваться вопросом, что ее ждетздесь.

Ей предстояло встретиться с незнакомыми родственниками —впрочем, о них она слышала на протяжении восемнадцати лет жизни. Хироко моглалишь надеяться, что родственники окажутся такими же добрыми, какими считал ихотец.

Буксир доставил на борт корабля таможенников. Дождавшисьсвоей очереди, Хироко показала паспорт — как и остальные пассажиры,выстроившиеся в большой столовой.

Получив штамп иммиграционных властей, она вышла на палубу ипригладила длинные иссиня-черные волосы. Сегодня Хироко уложила их аккуратнымузлом и выбрала бледно-голубое, словно клочок яркого летнего неба, кимоно —лучший из нарядов, увезенных ею из Кобе. Стоя у перил, Хироко выглядела совсемкрошечной и прелестной.

Корабль дал громкий гудок, буксир отчалил, а «Нагоямару»пристал к тридцать девятому причалу. Спустя несколько минут пассажиры началивысаживаться на берег.

Большинство из них торопились встретиться с родственниками идрузьями, покончить со слишком долгим путешествием. Хироко спустилась по трапумедленно и нерешительно.

Она ступала грациозно, едва касаясь ногами земли, гадая,узнает ли ??на родственников, сможет ли разыскать их. Ее ужасало само пребываниена чужой земле. Что, если ее забыли встретить? Или попросту не узнают, а если иузнают, то невзлюбят с первого взгляда? Тысячи мыслей заметались в голове,когда она сошла на причал и увидела море незнакомых лиц. Люди толкались испешили, искали свой багаж, подзывали носильщиков. Хироко совсем растеряласьпосреди этой суеты. Атмосфера на пристани была почти праздничной, и обрывкимузыки, долетающей с соседнего корабля, усиливали это впечатление. Кругом стоялшум и крики вперемежку с фразами из песенки «В самом сердце Техаса». Ужеотчаявшись, Хироко вдруг заметила лицо, смутно напомнившее ей отцовское.Мужчина оказался немногим старше Масао, ниже ростом, но в нем ощущалось что-тознакомое.

— Хироко? — спросил он, вглядываясь в ее лицо иуже убедившись в правоте своей догадки. Хироко выглядела в точности как нафотографии, присланной ее отцом. Она подняла на незнакомца нежный и застенчивыйвзгляд и молча кивнула в ответ. Ее ошеломила окружающая суета, она опасаласьвовсе не найти родственников и потому не могла выразить облегчения, поняв, чтоте разыскали ее сами, — Я — Такео Танака, твой дядя Так. — Хироковновь кивнула, удивленная тем, что дядя заговорил по-английски.

Он в совершенстве владел языком, в его выговоре Хироко неуловила ни малейшего акцента. — Твоя тетя Рэйко осталась в машине сдетьми.

Хироко поклонилась ему так низко, как только могла, чтобывыразить глубокое уважение — свое и отца. Этим жестом дядя был удивлен неменьше, чем Хироко его английским приветствием. На мгновение Такео смутился, нокоротко ответил на поклон, понимая, что, поступив иначе, оскорбил бы не толькоХироко, но и ее отца. Такео уже давно привык обмениваться поклонами лишь спожилыми людьми, но не с молодежью или ровесниками. Зная Масао, он ожидал, чтоего дочь не будет так следовать обычаям. Но тут же Такео вспомнил, что во времяих единственной встречи мать Хироко, Хидеми, придерживалась всех церемоний.