Казалось, здесь ей не с кем даже поговорить, по крайней мерепока.

— Мне очень понравилось здесь, — тихо сказала она,уставившись на носки собственных туфель и подавляя желание поклонитьсясобеседнику — ведь Рэйко говорила, что здесь это ни к чему. — Мне такповезло, — добавила она шепотом. Она стеснялась вновь взглянуть насобеседника, и он понял это. В Хироко было что-то от совсем юной девушки, новместе с тем — многое от зрелой женщины. Несмотря на возраст, она не походилани на одну из студенток Питера. Хироко была гораздо утонченнее, держаласьотстранение, но в то же время в ней чувствовалась странная сила. Эта любопытнаяи, по-видимому, умная девушка впитала всю изощренную утонченность имногогранность своего народа, и Питер Дженкинс был очарован ею. В Хирокослилось все то, что ему нравилось в японских женщинах, и он стоял и любовалсяею. Хироко затрепетала.

— Не хотите ли пройти в дом? — Он почувствовал,что Хироко неловко, но от смущения она не может подобрать предлог, чтобы уйти.Кивнув, она с трудом взглянула на Питера сквозь густые черные ресницы. — Яслышал от Така, что в сентябре вы поступаете в колледж святого Эндрю, —заметил Питер, пока они брели к дому, а он молча восхищался прелестным кимоноспутницы. Спустя минуту они нашли Рэйко, болтающую с двумя подружками, и Питероставил Хироко с ними. Улыбнувшись Питеру, Рэйко беспечным тоном представилагостью двум женщинам.

Хироко низко поклонилась им, выказывая уважение к друзьямсемейства Танака, и этот жест заметно удивил женщин. Напротив, в другом концепатио, Питер рассказывал Таку, что только что познакомился с его племянницей.

— Она так мила, бедняжка, и, должно быть, ей здесьодиноко, — сочувственно произнес Питер. В Хироко было нечто такое, чтовызвало у него желание принять ее под крыло, защитить от всего мира.

— Она скоро привыкнет, — улыбнулся Так, невыпуская из рук бокал вина. Вечер прошел на редкость удачно: и гости, и хозяеваславно повеселились. — Я же привык. — Он усмехнулся. — Похоже,ты до сих пор очарован Японией — с той самой поездки. — Так не ошибся:Питер действительно влюбился в эту страну.

— Не могу понять, как тебе удается не тосковать поЯпонии.

Так ответил, что всегда любил Соединенные Штаты.

Он бы с радостью принял американское гражданство, но, несмотряна двадцать лет, прожитых в Америке, и женитьбу на американке, статьгражданином страны ему запрещали законы.

— Там я словно задыхался. Взгляни на нее. — Такеонезаметно указал на юную родственницу. Для него Хироко воплощала всененавистные черты Японии, обычаи, от которых Так когда-то бежал. — Онаперепугана и смущена, боится даже поднять глаза. Одевается в ту же самуюодежду, которую японки носили пять веков назад. Если бы у нее была большаягрудь, она перевязывала бы ее, а забеременев, стала бы перевязывать живот и,вероятно, ни за что не призналась бы мужу в том, что ждет ребенка. Когда онаповзрослеет, родители найдут ей мужа — человека, с которым она прежде ни разуне встречалась. Они не сумеют даже поговорить до свадьбы. Они проведут всю жизнь,кланяясь друг другу и скрывая истинные чувства. То же самое там происходит вделовых отношениях, иногда — еще хуже. Японцы во всем руководствуютсятрадициями; внешнее впечатление, уважение и соблюдение обычаев для них все. Тамтебе не представится случая высказаться откровенно, заявить о своих чувствах,ухаживать за женщиной только потому, что любишь ее. Вероятно, если бы мы сРэйко познакомились в Японии, я никогда не смог бы на ней жениться. Мнепришлось бы сочетаться браком с женщиной, выбранной моими родителями, —это невыносимо. Сегодня, наблюдая за Хироко, я словно возвращаюсь в прошлое.Сейчас она похожа на птичку в клетке, слишком перепуганную, чтобы петь. Нет, поЯпонии я не скучаю, — он грустно улыбнулся, — но уверен, она изводитсяот тоски. Ее отец — славный человек, каким-то образом он сумел сохранитьбодрость духа во всех испытаниях. У него чудесная жена, по-моему, онипо-настоящему любят друг друга. Но при виде Хироко мне вновь вспоминаютсядавние дни, проведенные в Японии. Там не произошло никаких перемен, и этовызывает гнетущее впечатление, — заключил он, и Питер кивнул. Он былсвидетелем и угнетения, и воздействия обычаев, но видел кое-что и помимо этого.Он не мог понять, почему Такео не относится к родине с такой любовью, как он сам.

— В Японии чувствуешь саму историю, зная, что запоследнюю тысячу лет там ничего не изменилось и, возможно, не изменится ещетысячу лет. Это мне нравится. Приятно наблюдать за этой страной. Я люблю все,что ей дорого, — просто отозвался Питер, и Так недоуменно взглянул нанего.

— Воздержись высказывать свое мнение при Рэйко. Онасчитает, что в Японии женщины связаны по рукам и ногам множеством условностей,а мужья всецело властвуют над ними. Рэйко — такое же порождение Америки, какяблочный пирог, и это ей нравится. Она с отвращением вспоминает о том, какучилась на родине.

— По-моему, вы оба сумасшедшие, — улыбнулся Питер,а затем его внимание отвлекли два профессора из Стэнфорда, и случая поговоритьс Хироко больше не представилось.

Но Питер видел, как она кланялась друзьям семейства Танака,желая им спокойной ночи, и, несмотря на все сказанное Таком, Питер нашел, чтоона держится с достоинством. Обычай кланяться в знак уважения он счелтрогательным, а не унизительным. Когда Питер уже собрался уходить, их глаза намгновение встретились, и он смог бы поклясться, что Хироко смотрит прямо нанего, но не прошло и доли секунды, как ее ресницы вновь опустились и оназаговорила с одной из родственниц.

Этим вечером Хироко ни с кем не удалось поговоритьпо-японски, и она улыбнулась, когда Питер перед уходом поклонился ей и произнес«саёнара». Хироко вскинула голову, пытаясь определить, не шутит ли он. Но налице Питера играла добрая улыбка, глаза дружески поблескивали. Хироко вновьчинно поклонилась, не поднимая глаз, и сообщила, что знакомство с Питеромпочитает за честь. Он ответил Хироко тем же, а затем ушел с хорошенькойблондинкой, которую вызвался проводить. Несколько минут Хироко смотрела имвслед, а затем повела Тами наверх, в спальню. Девочка боролась с зевотой, былоуже поздно, но она неплохо провела время — как и все остальные. Даже Хирокорадовалась вечеринке, хотя ее окружали незнакомые люди, а все блюда, которыеона пробовала, оказались совсем не похожими на привычную еду.

— Тебе было весело? — спросила Рэйко, когда,уложив Тами, Хироко спустилась помочь ей на кухне. Танака пригласили навечеринку несколько студентов — ровесников Хироко, но от смущения она так и несумела разговориться с ними. Большую часть вечера она провела в одиночестве илив обществе Тами. Питер Дженкинс оказался единственным взрослым гостем, скоторым Хироко перемолвилась несколькими словами — опять-таки по егоинициативе, а не по собственной. Ей было слишком трудно беседовать снезнакомыми людьми, даже дружелюбно настроенным Питером. Хироко по-прежнемуробела, но вечер сочла забавным, а гостей — приятными и веселыми.

— Да, мне было весело, — подтвердила она, и Рэйкоулыбнулась, зная, что Тами наверняка займется английским Хироко. Пока онибеседовали, Лесси лежала на полу, помахивая хвостом и угощаясь остатками состола. Кен и Так во дворе чистили шашлычницу и собирали бокалы. Только Салли непомогала в уборке. Запершись наверху, она болтала по телефону с подружкой, ихотя еще полчаса назад пообещала матери спуститься через минуту, до сих пор неуспела выговориться.