Но никто не подвергался Таким ожесточенным нападкам, какРетт Батлер. Когда борьба с блокадой стала делом слишком опасным, он продалсвоя суда и открыто занялся спекуляцией продовольствием. Слухи о его деятельностив Ричмонде и Уилмингтоне доходили до Атланты и заставляли всех, кто принималего когда-то в своих гостиных, сгорать со стыда.

И все же, невзирая на эти невзгоды и треволнения, населениеАтланты, насчитывавшее до войны десять тысяч, увеличилось за эти годы вдвое. Идаже сама блокада в какой-то мере содействовала повышению престижа Атланты.Прибрежные города с незапамятных времен занимали господствующее положение наЮге — как по части торговли, так и во всех прочих отношениях.

Однако после того, как южные порты были блокированы и многиепортовые города захвачены противником или подвергнуты осаде. Юг уже не могждать спасения ни от кого — ему оставалось рассчитывать только на самого себя.Для победы в войне многое теперь зависело от положения во внутреннихтерриториях Юга, и в центре событий оказалась Атланта. Население Атлантыпереносило не менее тяжкие лишения, чем жители всех других областейКонфедерации, так же жестоко страдало от болезней и вымирало, но значениесамого города в результате войны не упало, а возросло. Сердце Конфедерации —город Атланта — билось надежно и сильно, и по его железным дорогам — артериямстраны — продолжал безостановочно литься поток составов с рекрутами,снаряжением, провиантом.

В другие времена Скарлетт пребывала бы в безмерном огорчениииз-за своих поношенных платьев и заплатанных туфель, но теперь это ее неслишком волновало, поскольку единственный человек, чье мнение было ейнебезразлично, не мог ее увидеть. Ближайшие два месяца были, пожалуй, самымисчастливыми в ее жизни за все последние годы. Когда ее руки обвили шею Эшли,разве не услышала она глухие, взволнованные удары его сердца? А этотисполненный отчаяния и муки взгляд — он сказал ей больше, чем могли бы поведатьуста. Эшли любит ее. Теперь ее уже не терзали больше сомнения, и этауверенность приносила ей такую радость, что сердце ее смягчилось к Мелани. Унее появилось даже чувство жалости к ней — жалости с легким оттенком презренияк ее ограниченности и слепоте.

«Когда кончится война… — говорила она себе. — Когда онакончится, тогда…» Но порой возникала другая мысль, вонзая в сердце холодноежало страха: «Тогда.., а что тогда?» Но она отгоняла ее от себя. Когда войнабудет позади, все как-то решится. Раз Эшли любит ее, он просто не сможетпродолжать жить с Мелани.

Но развод же невозможен. И конечно, Эллин и Джералд — рьяныекатолики — никогда не допустят ее брака с разведенным человеком. Ведь этоозначало бы отлучение от церкви! Раздумывая над этим, Скарлетт пришла крешению: если встанет выбор между церковью и Эшли, она выберет Эшли. Но боже,какой поднимется скандал! Разведенных не только отлучают от церкви — ихперестают принимать в обществе. Они становятся изгоями. Ну что ж, ради Эшли онапойдет и на это. Ради него она готова принести в жертву все.

Когда война кончится, все так или иначе образуется. ЕслиЭшли любит ее, любит по-прежнему сильно, он найдет выход. Она заставит егонайти выход. И день ото дня в ней крепла уверенность в том, что он ее любит и,когда янки будут наконец разбиты, сумеет так или иначе все уладить. Правда,Эшли сказал, что янки берут верх. Но Скарлетт считала, что это чепуха. Он былистерзан, подавлен, когда говорил с ней. Впрочем, мысль о том, победят янки илинет, мало заботила ее. Лишь бы война поскорее кончилась и Эшли возвратился домой.

А в марте, когда непогода и слякоть заставляли всех сидетьпо домам, судьба нанесла Скарлетт жестокий удар. Мелани, стыдливо опустивголову и отводя в сторону сияющие гордостью и счастьем глаза, сообщилаСкарлетт, что она ждет ребенка.

— По мнению доктора Мида, это будет в конце августа илив начале сентября, — сказала она. — Я догадывалась» но досегодняшнего дня не была уверена. О, Скарлетт, как это чудесно, правда? Я такзавидовала тебе, что у тебя есть Уэйд, я так хотела иметь ребенка. И ужасно боялась,что у меня никогда не будет детей, а я хочу, чтобы их была дюжина!

Скарлетт расчесывала волосы, собираясь лечь спать, и ее руказастыла в воздухе, когда Мелани произнесла эти слова.

— Боже милостивый! — пробормотала она, еще не доконца осознав значение услышанного. Затем в памяти воскресла захлопнувшаяся заМелани и Эшли дверь спальни, и такая боль пронзила ее, словно в сердце ейвсадили нож — словно Эшли был ее мужем и она узнала о его неверности. Ребенок.Ребенок Эшли. Как же он мог, когда он любит не Мелани, а ее, Скарлетт?

— Я знала, что ты будешь изумлена, — не переводядыхания, продолжала лепетать Мелани. — Не правда ли, это изумительно? О,Скарлетт, я просто не знаю, как написать об этом Эшли? Если бы можно былосказать ему, или.., или, еще лучше, ничего не говорить, пусть бы он саммало-помалу заметил.., догадался.., ты же понимаешь…

— Боже милостивый! — повторила Скарлетт, готоваяразрыдаться, и, выронив расческу, ухватилась за мраморную доску туалетногостолика, чтобы не упасть.

— Дорогая, что с тобой, не волнуйся так! Ты же знаешь,родить ребенка вовсе не так уж страшно. Ты сама это говорила. Не тревожься заменя. Я ужасно тронута твоим участием. Правда, доктор Мид сказал, что я… что уменя, — Мелани покраснела, — узкий таз, но он надеется, что все будетв порядке. И.., скажи, Скарлетт, ты сама написала Чарли, когда узнала насчетУэйда, или это сделала твоя мать, или, может быть, мистер О’Хара? О дорогая,если бы моя мама была жива и могла написать Эшли! Я просто не представляю себе,как я…

— Замолчи! — вне себя выкрикнула Скарлетт. —Замолчи!

— О, Скарлетт!.. Господи, какая я дура! Прости меня.Знаешь, когда человек счастлив, он всегда становится эгоистом. Я вдруг совсемкак-то забыла про Чарли…

— Замолчи! — повторила Скарлетт, стараясь овладетьсобой и пряча от Мелани лицо. Никогда, никогда не должна Мелани догадаться илихотя бы заподозрить, какие чувства ее обуревают.

А у Мелани, деликатнейшего из всех земных созданий, слезывыступили на глазах от стыда за свое жестокосердие. Как посмели они воскреситьв душе Скарлетт ужасные воспоминания о том, что малютка Уэйд появился на свет,когда бедняга Чарльз уже несколько месяцев лежал в могиле! Как могла она бытьтакой бесчувственной!

— Дай я помогу тебе раздеться, дорогая! — смиреннопроговорила она. — И приглажу щеткой волосы.

— Оставь меня в покое, — с каменным лицомпроизнесла Скарлетт. И Мелани удалилась вся в слезах, предаваясь мукамсамобичевания. Скарлетт не плакала, ложась в постель, но гордость ее былаглубоко уязвлена, надежды рухнули, ее снедала зависть к счастливым супружескимпарам.

Она думала о том, что не сможет больше жить под однойкровлей с женщиной, которая носит в своем чреве ребенка Эшли, и ей нужновернуться домой, к родному очагу. Ей казалось, что она не сможет теперьпоглядеть в глаза Мелани и не выдать своей тайны. И наутро она встала с твердымрешением сразу же после завтрака собраться в дорогу. Но когда они сидели застолом — Скарлетт в угрюмом молчании, тетушка Питти в растрепанных чувствах иМелани с несчастным видом, — принесли телеграмму.