– Спокойно! Банку всё равно пришлось бы разбить. Дайтекакую-нибудь тряпку. И принесите, во что положить. Корзину, что ли. Нет! Вчасовне есть серебряное блюдо, так будет почтительней!

Кто-то со всех ног побежал за ворота, кто-то поднял и сталвытирать голову. Остальные запели псалом.

– Эй, чёрный! За сколько возьмёшься отнести голову кЗмеиному каньону? – вкрадчиво спросил Разис. – Хочешь триста… нет,пятьсот долларов? Золотом, а?

Рид тронул лошадь, та с неожиданной резвостью прыгнула сместа и отбежала шагов на двадцать.

– Ишь какие хитрые! – крикнул он с безопасногорасстояния. – А если Безголовый меня признает? Я ведь там один чёрный был,когда его вешали. Хоть и в сторонке стоял, а всё равно… Не соглашусь за всезолото мира! Вам надо, вы и несите.

– Тысяча! – отчаянно воззвали старейшины, но Ридвместо ответа отъехал ещё на десять шагов и почти растворился во мраке.

Эраст Петрович заколебался. Нечасто можно заработать тысячудолларов золотом столь необременительным образом: всего лишь совершитьнебольшую прогулку (правда, не с самой аппетитной ношей). Но допустимо линаживаться на страхе суеверных людей? Вероятно, благородный муж этого бы несделал.

Но тут ему пришла в голову идея получше – сам Конфуций врядли нашёл бы в ней что-нибудь предосудительное.

– Господа, если вы накроете этот п-предмет какой-нибудьсалфеткой, я могу отнести его к Змеиному каньону. Денег мне не нужно, но услугаза услугу. Утром я отправляюсь в экспедицию против бандитов. Мне понадобитсясолидное посси — люди, хорошо владеющие оружием. Если бы выдали мне человекпятнадцать-двадцать…

– Нас двадцать восемь – взрослых мужчин! –вскричал Разис. – Все пойдём!

Другой поддержал его:

– Можно взять и мальчишек, кому больше пятнадцати, имэто пойдёт на пользу. Тогда наберётся почти сорок всадников!

И можно будет одним выстрелом уложить двух зайцев, подумалФандорин. Даже трёх. Спасти девушку, изгнать из долины разбойников, да ещё иналадить отношения между соседями. Полковник Стар будет доволен.

Но единодушия между старейшинами не было.

– Так ничего не выйдет, – сказал отец молодогочеловека, погубленного призраком. – Расколотый Камень к безбожнику неявится. Да ещё озлится. А расплачиваться придётся нам.

Конец спору положил сам Мороний.

– Мафусаил прав. Негоже нам, людям веры, прибегать кпомощи безбожника. Прав и негр. Нам надо, мы и отнесём.

Перечить апостолу никто не осмелился. Решение было принято.

– Но кто из нас сделает это? – спросил Разис.

И все со страхом посмотрели на голову, лежавшую на большомсеребряном блюде, края которого зловеще поблёскивали в отсветах пламеникровавыми бликами.

– Я, – коротко сказал Мороний иперекрестился. – Кто ж ещё?

Эраст Петрович посмотрел на него с уважением. Видно, не зряселестианцы признали этого седобородого коротышку апостолом и ушли с ним изобжитых мест за тридевять земель. Так и должен поступать настоящий вождь.

– Если я… если я не вернусь… – Мороний изо всехсил старался говорить твёрдо. – Кормило примешь ты, Разис. А вы, братья,поклянитесь слушаться его, как слушались меня.

Остальные смотрели на него с благоговением и лишь низкопоклонились в знак повиновения.

Все вместе они дошли до небольшой дубравы, за которойпростиралось поле, обрывавшееся каньоном. С противоположной его стороныгромоздились скалы, но их вершины терялись в сером полумраке. Рассвет ещё ненаступил, но был близок.

– Вон оно, сухое дерево, – показал Уошингтон Рид.Шагах в трёхстах чернел какой-то силуэт – там, очевидно, и находился крайканьона.

Бледный и торжественный Мороний стоял навытяжку, держа передсобою блюдо, на котором темнела оторванная голова. Будто приветственная депутацияс караваем, подумал Фандорин. Только солонки не хватает.

– Главное – молитв не читать и не поминать ИмениХристова, – инструктировал апостола Рид. – Не то он сгинет, не забравголовы, и назавтра придётся всё сызнова. Донесёте, положите прямо под деревом идуйте назад. Можно бегом, это ничего. Ах да, не забудьте сказать: «Брали не мы,но мы возвращаем».

Мороний рукой отстранил советчика.

– Братья, ружьё! Если что, без боя я не дамся.

Ему подали старинный мушкетон с раструбом на конце дула, иапостол загнал в ствол огромную серебряную пулю. Руки у него ходили ходуном.Фандорин лишний раз признал справедливость максимы, гласящей: истиннаяхрабрость – не бесстрашие, а сопротивление страху.

– Не надо ружья! – взмолился Уош. – Толькохуже будет!

Но апостол его не слушал.

– Сейчас не молитесь, – сказал он братьям напрощанье. – После помолитесь.

И пошёл в одиночку через поле. Стелющийся над травой туманподнялся ему сначала до колен, потом до пояса, и казалось, будто он переходитвброд молочную реку.

– Половину прошёл, – сказал Рид. – Ещё пятьминут, и всё…

– А-а-а! – вскинулся один из старейшин, показываякуда-то в сторону. – Вон он! Вон он!

Все разом обернулись, раздался общий судорожный вдох.

Сбоку, из темноты, куда отступала ночь, вынесся чёрныйвсадник в развевающемся плаще. Он был на могучем пятнистом коне, самнеестественно огромен, а над широченными плечами ничего – пустота!

Даже Фандорину от такого зрелища стало не по себе,селестианцы же с воплями и стонами бросились наутёк. Рядом с Эрастом Петровичемостался лишь Уошингтон Рид.

– Бросай голову, бросай! – заорал онМоронию. – Бросай, не то пропадёшь!

Апостол обернулся то ли на крик, то ли на топот копыт.Увидел скачущего прямо на него призрака и замер.

– Не стой! Кинь блюдо и беги! – надрывался Уош.

Апостол метнулся было назад, но безголовый уже отрезал емупуть к дубраве. Тогда Мороний побежал вперёд, но блюдо по-прежнему держал передсобой. Про мушкетон с серебряной пулей он, должно быть, забыл.

Эраст Петрович бросился к лошади и рванул из чехла винтовку.

Негр повис у него на руках:

– Вы что?! О ума сошли?!

Да и не было уже времени целиться.