Под ногами был хрусталь, прозрачный и звенящий под ногами,но дальше потянулся с вкраплениями, темный. Из ровного, как стол, плато торчалиострые глыбы, а кое-где собирались в комья, образуя скалы. А когда впередипоказалась целая гряда камней, Томас первый вбежал, удивленно вскрикнул.

Когда Олег подошел, Томас уже спустился вниз, присел и щупалрукой воду. Они были на берегу странного моря, бескрайнего и с такойпрозрачнейшей водой, что Томас мог рассмотреть на дне мельчайшие камешки. Нонигде не заметил ни единой рыбешки, ни крабика, ни привычных водорослей.

Олег тревожно осматривался:

— Пойдем. Эту воду пить не станешь.

— Ядовита? — спросил Томас с сожалением. Оноблизнул пересохшие губы.

— Пресная, — ответил Олег с отвращением. —Чересчур. Ни крупинки соли на весь этот океан.

Томас повел плечами:

— Это и есть хляби небесные?.. Гм, если отсюдаизливаются все дожди, то одного не пойму... откуда здесь берется? Должны бы всезапасы вылиться. А там все раскисло бы, а то и вовсе ушло под воду.

Он поймал на себе удивленный взор калики. Тот вообще смотрелтак, будто с ним заговорил надежный рыцарский конь:

— Хороший вопрос, сэр король. Не ожидал!.. Но вода сюдавозгоняется с земли. В виде пара. Потому здесь такая чистейшая, что даже питьпротивно.

— Понятно, — просветлел лицом Томас. — Этовсе равно, когда ты бываешь таким умным, таким умным...

Он не договорил, они уже взяли правее, постепенно удаляясьот хлябей. В блистающем мире все еще было пустынно, Томас невольно сравнил спереполненным адом, где стук и лязг со всех сторон, воздух переполнен запахамисеры, смолы, пота, крови, где надо прятаться ежечасно, и то уши оттопчут, а здесьже воздух чист и свеж, все блещет такой чистотой, что Томас уже начал щупатьнебритое лицо, щетина как у кабана шерсть, глаз подбит, рожа в такихкровоподтеках, что перепугает любого святого...

Олег мрачнел, скоро и Томас увидел, что ровное блистающееплато как гигантским мечом разрублено широкой трещиной. По ту сторону пропасти,примерно в полете стрелы, пущенной умелой рукой, стояла стена радостногоблистающего тумана. От камня, где остановился Томас, через пропасть тянуласьдлинная туго натянутая веревка. Она исчезала, как обрезанная, в тумане, и уТомаса похолодело в груди, когда представил, что дальше веревка может тянутьсяеще на несколько миль.

На этом волосяном мосту суетились кошка и собака. Кошкаторопливо облизывали длинным языком веревку, та сразу начинала блестетьмасляно, а собака бросалась на кошку, с рычанием отгоняла, поспешно слизываламасло, а кошка тем временем смазывала веревку в другом месте.

— Подлая тварь, — процедил Томас. — Зачем этоона...

— Чтобы человек поскользнулся, — бросилОлег. — Кошка, тварь подлая, вредит человеку как может. Кошка — любимаятварь Сатаны. У любой колдуньи всегда кот при себе... А собака, понятно,слизывает, чтобы человек прошел. Ты прошел, то есть.

— Я?

— Это мост в рай, — объяснил Олег. — Что-томне мерещится, опять тебе не угодил.

— Конечно, нет, — ответил Томас нервно.

— А чем? То Сират не понравился, то вплавь невосхотел... Капризные короли пошли. А здесь что? А, собака бросится на шею?Обслюнявит, а то и вовсе свалит?

Томас пробормотал, глядя в сторону:

— Ну... вообще-то да. И кошек не люблю. Обязательно дампинка, как всякий мужчина, а там никаких перил не видать.

— А зачем перила? — удивился Олег. —Безгрешный пройдет — не шатнется. А грешного грехи все равно утянут, что твоидоспехи.

— Знаешь, сэр калика, — ответил Томас,разозлившись. — Я благородный рыцарь, у меня двенадцать поколений знатныхпредков... ты сам видел, какие мордовороты на портретах в холле, а ты хочешь,чтобы я как ярмарочный скоморох ходил по веревке коту с собакой на потеху! Надокак-то по-иному... Дабы на коне, в полном вооружении, как и положено. Длязнатных рыцарей должен быть другой вход! Не может быть, чтобы Господь богзнатных людей пускал в те же ворота, что и всякую чернь.

Олег внимательно поглядел на Томаса:

— Гм... Это в математике не бывает царских путей, а врелигии... Ты прав, сэр Томас. Я ж вижу, как иерархи вашей церкви живут. И чемтешатся! Значит, и в ваш рай должен в самом деле быть иной путь, чем для всякихтам простолюдинов. Как и на небеса мы попали несколько иначе, чем... гм...простолюдины.

Теперь небо нависало серое, сырое. Ветер дул в лицохолодный, промозглый. Томас едва удерживался от желания опустить забрало. Ветерпроникал во все щели, взмокшая было рубашка стала холодной и отвратительной.

Под ногами все еще был мрамор, но постепенно терял белизну,стал рыхлым, незаметно превращаясь в обыкновенную землю. Сама земля казалась

влажной, воздух колыхался серый, мутный, словно смотрелисквозь болотную воду. Вдали выступали плотные серые призраки, смотрели пугающепустыми глазницами, расплывались клочьями тумана.

Когда впереди из земли выступили одинаковые холмики, Томастоже решил, что почудилось, но Олег взял чуть левее, и Томас вскоре увидел, чтомимо тянутся серые полуразрушенные могилы. Еще через сотню шагов услышалиглухие удары, крики, постепенно выступили две фигуры. Томас даже вздрогнул откроваво-красного цвета их тел, уже привык ко всему серому. Фигуры повышечеловека, хотя и человеческие, но за спиной каждого трепетали такие же красныес оранжевым крылья!

Оба существа стояли по краям разрытой могилы. Со дна нессякрик, а красные хлестали черными, как проклятие, бичами кого-то невидимого.Крик прерывался на краткий миг, затем снова взвивался от невыносимой боли доистошного визга.

Олег шел так же ровно, взор устремлен вперед, красные волосыразвеваются за спиной.

— Какой же это рай, — выдавил Томас струдом. — Олег, разве в раю так лупят?.. Бедолага, кем бы он ни был. Снего наверняка всю шкуру спустили.

Калика хмыкнул:

— Ты на свою ногу все не мерь, не мерь! Кому нравитсяпоп, кому попадья, а кому-то и попова дочка. И кто-то вовсе предпочитаетсвинячий хрящик.

Томас посмотрел подозрительно:

— Но не попова ж собака? От свинячьего хрящика я бы исам сейчас... Если таких пущают в рай, то я лучше пойду жить под мостом!

Олег на ходу косился на красных, хмыкал, по-славянски крепкочесал затылок. К ужасу Томаса вдруг свернул в их сторону. Красные гигантылупить несчастного не прекратили, но Томас видел, как на загривках встала густаяшерсть, а круглые глаза налились кровью при виде новой жертвы. Олег растопыримруки, будто собирался их обнять, пошевелил пальцами, мол, и в ладонях ничегонет, подошел. Томас видел, как ему что-то отвечали, доносился только лютый рыки гарчание, словно псы дрались за кость, но язычник собачий язык вроде быпонимал даже лучше, чем благой христианский. Кивал, чесался, пожимал плечами,наконец безбоязненно похлопал одного зверюгу по плечу, мол, продолжай, а самвернулся, зевая и почесываясь.